Мемуары Дьявола

– Ну хорошо. Так вот, я не мешкая черкнул пару слов сыну, желая, чтобы он принял участие в авантюре. Если мы правильно все разыграем, написал я ему, то ты получишь одну из краль; приготовим же великолепный фарс для моего закадычного дружка Риго! Меня смущало только одно обстоятельство: то, что мой сынок звался коротко – Густавом, а Риго уж очень хитрый мошенник и к тому же сам вышел из простых, а потому для своих дорогих племянниц наверняка хочет муженька с громким именем.

– Поразительно, – развел руками барон.

– Ба! Чего ж тут удивительного? – возразил Гангерне. – Все хотят выбраться из своего болота, не важно, каким образом. Точно так же девицы не очень строгого поведения всегда дают прекрасное воспитание своим дочерям.

– Вы полагаете? – засмеялся Луицци.

Гангерне надул щеки, попыхтел немного и продолжил мелодраматическим тоном:

– Зная мели и подводные камни, не так уж трудно предотвратить крушение другого корабля.

– Возможно; ну так где же ваш отпрыск нашел себе имя?

– А, сейчас… сейчас. Так вот, когда он получил мое письмо, он собирался подписать ангажемент в Опера-Комик. Там подвизался один презабавнейший тип, глава группы клакеров.

– Они есть везде.

– Да, но этот весьма своебразен. Короче говоря, то был не кто иной, как маркиз де Бридели.

– Маркиз де Бридели, из Тулузы?

– Младший из четырех сыновей того маркиза де Бридели, которого вы имеете в виду. Он учился в семинарии, но с началом революции скинул сутану, и в то время как его отец и три брата вступили в армию Конде, он отважно сражался за республиканцев. Отец и братья погибли, и он стал маркизом Бридели, но не больше того. Храбрый как лев, он получил крест за Аустерлиц, но так и не смог достичь даже капральского чина и остался рядовым, ибо надирался четырнадцать раз в неделю, за исключением разве что дней больших сражений. Уволенный в тысяча восемьсот пятнадцатом году, он стал профессиональным старым солдатом.

– Это что же за профессия?

– Неужели не знаете? – Гангерне принял воинственную позу ворчуна-ветерана и грозным голосом продекламировал: – «Старый солдат Империи, маршировавший по всем столицам Европы, сто тысяч чертей! Да здравствует Наполеон! Отважный француз, патриот до гроба! Получивший на поле битвы орден и двадцать ранений! Да здравствует император!» С этими словами и послужным списком, более-менее соответствовавшим истине, он в течение двух или трех лет собирал монеты по сто су с изображением императора у всех бонапартистов, офицеров, генералов и т. д., которым он представлялся.

– Забавная профессия.

– И очень известная, не так ли? – усмехнулся Гангерне. – Но вскоре его одолели конкуренты, и тогда он занялся прямо противоположным делом, а именно ремеслом последнего отпрыска великого, но разоренного рода.

– А это что такое? – поинтересовался Луицци.

Гангерне приподнялся на носках в высокомерной и в то же время изящной позе, лицо его вытянулось и приняло презрительное выражение, и он прогундосил себе в нос:

– «Маркиз де Бридели! Самоотверженный сторонник короля, вроде как вознагражденный этим скромным знаком отличия (в этом случае алая ленточка Почетного легиона превращалась в алую ленточку ордена Святого Людовика), вечно преданный Бурбонам, несмотря на их неблагодарность». Таким манером вполне можно вытянуть у роялистов немало наполеондоров с изображением царственного лика Людовика Восемнадцатого.

– И опять все испортили конкуренты?

– Да нет, подвело слишком частое использование этого метода добывания денег. Наш маркиз работал весьма споро: за три или четыре года он успел выдоить весь Париж. Он мог бы продолжить свое дело в провинции, но уже не мог жить без Парижа; какое-то время он состоял на побегушках у продавцов контрамарок, пока наконец не стал во главе банды клакеров в театре, в который собирался поступить мой сын.

– Ну, наконец-то! – вздохнул Луицци. – Вот мы и добрались! Так что же сделал ваш сорванец?

– Получив мое письмо, он, недолго думая, нашел маркиза, пообещал ему тысячу экю, если де Бридели женится на своей привратнице и признает его своим сыном. Маркиз согласился, и теперь сын господина Эме-Зефирина Гангерне и Мари-Анны Гаргаблу, в девичестве – Либер, является его сиятельством графом Бридели!

– Он красив, ваш сын?

– Элевью, настоящий Элевью.

– И обходителен в манерах?

– Вылитый Элевью, барон.

– Здесь стоит немного пораскинуть мозгами, господин Гангерне.

– Вы так думаете, господин барон?

– Не знаю, не знаю… И когда вы едете к этому своему приятелю, господину…

– Риго? Дней через семь или восемь; нужно время, чтобы приодеть папашу-маркиза. Мы берем его с собой – пусть попьянствует с Риго; он очарует его своими подвигами во славу французского оружия. Мамочка же сошлется на недомогание. Неплохой фарс, не правда ли?

– Забавный, и весьма, – помедлив, согласился Луицци.

Гангерне приподнялся, и барон воскликнул:

– Как, вы уже уходите?

– Время позднее; мне нужно встретиться с Густавом в ресторане. Мы идем сегодня на «Двух каторжан» в «Порт-Сен-Мартен». Маркиз снабдил нас билетами.