Мемуары Дьявола

– Если бы я не был так болен, – сказал Луицци, – то, может быть, присоединился бы к вам. Я много слышал об этой пьесе.

– Говорят, спектакль просто блестящий. Один бывший каторжник, узнав о сокровенных тайнах одного из своих бывших корешей, вынуждает его…

– Выдать за него свою дочь, – быстро продолжил Луицци.

– Нет, ибо действие происходит уже в день свадьбы. Навряд ли можно сделать пьесу из того, что вы мне только что сказали.

– Кто знает, не получится ли что-нибудь поинтереснее, чем пьеса… – продолжил Луицци, поглощенный собственными мыслями о мщении.

– В самом деле, если знаешь чей-либо секрет, то очень просто заставить его идти по нужному тебе пути.

– Верно! – радостно воскликнул Луицци. – Приходите же завтра, поболтаем.

– Тогда до свидания, барон.

– Вы уж извините, прошу вас, господин Гангерне, что не могу сам прийти к вам. Ведь я выхожу из дома пока еще с большой оглядкой.

Гангерне удалился. Как только Луицци остался один, он звякнул колокольчиком; тут же явился Дьявол с толстой папкой под мышкой.

– Ты откуда? – спросил Луицци.

– Я только что подготовил брачный договор; что из него вышло, ты, возможно, когда-нибудь узнаешь…

– Так это мой договор?

– Я же сказал, что не буду вмешиваться в твои дела; разве только рассказать то, что тебе потребуется.

– Ты, конечно, знаешь, зачем я тебя призвал?

– Знаю, – ответил Сатана, – и одобряю. Ты начинаешь понимать наконец, что значит жить на этом свете; хочешь ответить злом на зло.

– Не учи, бес. Я делаю то, что мне хочется.

– Ну-ну, – презрительно ухмыльнулся Дьявол.

– Ах ты холоп! – вскричал барон.

Дьявол раскатисто захохотал.

Барон гневно встряхнул колокольчиком, и Сатана тут же оборвал свой смех.

– Мне нужна история жизни госпожи де Мариньон.

– Прямо сейчас?

– Немедленно, и без пространных комментариев.

– Может, не стоит этого делать? Ты уверен, что это небходимо? С моей колокольни мир уж очень мал, ты даже не представляешь, что тебе предстоит узнать.

– Опять какие-нибудь ужасы?

– Возможно.

– Преступления?

– Я тебе что, какой-нибудь сочинитель мелодрам?

– Ты, наверное, Аполлон среди господ беллетристов.

– Я царствую над злом, барон. А все нечистые помыслы оставляю людям.

– Однако ты мог бы стать неплохим литератором, ибо у тебя есть самое главное из их качеств – тщеславие.

– Главное мое достоинство – умение творить зло, а все ваши писатели лишь следуют моему примеру; что до оправданий, то они с этим справятся не хуже меня.

– Ты как всегда остроумен, мессир Сатана.

– А ты прекрасно понимаешь, что я не сочиняю пошлых мелодрам.

– Ну, хватит, прошу тебя, – поморщился барон, – начнем же!

– Как скажешь. – И Сатана начал свой рассказ.

IV

Госпожа де Мариньон

– Госпожа де Мариньон – дочь некой госпожи Беру. Чтобы понять дочь, нужно прежде всего узнать мать. Госпожа Беру была замужем за господином Беру, а чтобы понять женщину, не мешает сначала познакомиться с ее мужем. Так вот, господин Беру, необычайно талантливый скрипач, играл в Опере. Он не был, однако, профессиональным артистом – в то время искусство еще не стало ремеслом. В 1772 году у музыкантов не всегда находилась мелочь даже на кусок хлеба. Порой господин Беру посмеивался над своей нищетой, частенько она приводила его в ярость; но никогда он не кичился своей бедностью, не корчил из себя несчастную жертву обстоятельств. Искусство, это скрытое божество, которое каждый великий человек лепит в соответствии с собственным разумением, еще не превратилось в религию и не имело своих святых и мучеников. Беру, великий скрипач, долго месил дорожную пыль, бегая по частным урокам; крылатый гений не возносил его над грязью сточных канав, в которой утопали его стоптанные башмаки. Он ходил в потрепанном платье, но не в пышных лохмотьях. Его скрипка была только инструментом и кормилицей, а не божественным гласом, с помощью которого он отдавал толпе свою душу, и не неиссякаемым источником, который давал пищу его вдохновению лучами гармонии, похищенными у хора ангелов.