Мемуары Дьявола

И тогда Оливия подавала ему руку, а потом прижимала ее к сердцу, которое прыгало от несказанного счастья: затем она не сводила с него глаз, пожирая его взглядом, который отдавал ему всю ее душу и в то же время упивался его душой – но дальше этого дело не продвигалось, ибо она немедленно спасалась бегством, если он вдруг забывал о принятом ею непоколебимом решении. А все потому, что Оливия любила столь новую для нее любовь, любила это возвышенное, безмерное и исключительное чувство, целиком и полностью завладевшее ею, чувство, которым она буквально дышала, и она не хотела рисковать им ради минутной слабости, после которой, как она знала лучше, чем кто бы то ни было, последует столько разочарований.

Это продолжалось целых два года.

– Два года?! – изумился Луицци. – С ума сойти! Но уж, конечно, через два-то года…

– Через два года, – прервал его Сатана, – господин де Мер был убит. Оливия оплакивала погибшего генерала с тем же священным трепетом, с каким любила; она берегла малейшие воспоминания о нем, какие только сумела сохранить в своей памяти; затем, по прошествии года, она из любви к нему приняла решение обустроить свою жизнь и вышла замуж за единственного человека, чьей любовницей она являлась достаточно долго для того, чтобы заставить его совершить самое великое из безумств: она вышла за финансиста Либера, который выкупил земли Мариньон и превратился в господина де Мариньон.

– Ага! – воскликнул Луицци. – Инстинкт мести меня не обманул! Я ведь знал, что Оливия, куртизанка и потаскуха, – это и есть та обнаглевшая тварь, которая посмела выгнать из своей гостиной несчастную Лауру! И в итоге она вышла за жалкого выскочку Либера, за мешок, набитый до отказа ворованным золотом! Достойный союз хищника и шлюхи, порожденный, видимо, непомерным тщеславием и неуемной жаждой блистать! Ага, госпожа де Мариньон, вы вполне заслужили такого зятя, как господин де Бридели, и он у вас будет, клянусь вам! Что же ты молчишь, Сатана?

– Жду, чтобы продолжить историю госпожи де Мариньон.

– Разве ты уже не подошел к концу?

– Нет еще. После свадьбы она воспользовалась состоянием мужа и своими старыми связями, чтобы создать то общество, часть которого ты видел. Она заплатила за это очень дорого, став рабыней малейших его требований. Уязвимой со всех сторон госпоже де Мариньон пришлось покорно перенести самые жестокие из унижений, но она выстрадала их терпеливо, ибо стала матерью; и нежелание краснеть перед дочерью заставило ее набросить на прошлое вуаль добродетели.

– И из-за своего прошлого она унизила госпожу де Фаркли?

– Да, мой господин. И особенно замечателен во всей этой истории тот факт, что порок и преступление, доведенные до самой последней степени мерзости, взяли несчастье и слабость за горло, заставили потворствовать своим подлым планам, то есть госпожа де Фантан и баронесса дю Берг вынудили госпожу де Мариньон изгнать Лауру из своей гостиной. Но, как ты видел, если, конечно, ты еще в состоянии что-либо видеть, эта женщина смягчила оскорбление, насколько могла; ты также знаешь, что она, единственная из всех, поинтересовалась здоровьем одного несчастного, который загибался в собственной постели.

– Да ладно тебе! – фыркнул Луицци, возбужденно прохаживаясь по комнате. – Ты так и хочешь сбить меня с толку. Я опасался встретить несгибаемый характер, который стал бы неодолимым препятствием на моем пути; но Оливия как раз такая женщина, которая мне нужна: она дрожит перед скандалом и побоится некоторых напоминаний…

– Да, это так, – согласился Дьявол, – но такая женщина далеко не худшая из тех, кто причинил тебе зло.

– Прекрати, нечистый, ты все равно меня не переубедишь, – сказал Луицци. – Знаю я тебя: ты настраиваешь меня против этих мегер, лишь бы я поверил, что твое расположение к госпоже де Мариньон совершенно бескорыстно. Я ни за что не попадусь в эту ловушку и уверяю тебя: если я и ударю по наименее виновному, то только потому, что, по крайней мере, пока я никак не могу добраться до других.

– Хорошо, – Сатана гнусно ухмыльнулся, – а хочешь, я назову тебе главного виновника среди актеров всей этой пьесы? Уж его-то память ты сможешь клеймить без всякого зазрения совести, ибо это он первым за ручку подвел юную Оливию к ее первому грехопадению.

– И кто же это?

– Помнишь ли ты маркиза де Биланвиля, этого весельчака, придумавшего позорную сделку, по которой Оливия должна была принадлежать одному из дюжины старых повес?

– Да. Ну и что?

– Когда я открою тебе его настоящее имя, ты узнаешь всю правду об этой истории; вот кого следовало бы в самом деле предать позору. Кстати, ты, наверно, знаком с этим человеком – его звали барон де Луицци.

– Мой отец!

– Да-да, твой папаша.

– Опять! Опять! – неистово повторил несколько раз Луицци.

Дьявол меж тем уже исчез.