— Меж тем у де Лозере, согласившегося на предложение маркиза, на счету в банке Матье Дюрана остался миллион двести тысяч франков. Банкир, как только узнал о новых намерениях де Беризи, вверившего в его распоряжение свои средства, немедленно предложил де Лозере выплатить ему его деньги; но де Лозере посчитал делом чести просить Дюрана хранить их у себя, не желая давать недавнему недругу повод для подозрений в недоверии, которое не имело даже права возникнуть, когда удача так улыбнулась ему.
С другой стороны, Дано согласился на сделку, предложенную ему Дюраном, и последний занял место предпринимателя перед ипотечными кредиторами, а следовательно, должен был отдать этим заимодавцам миллион двести тысяч, а Дано — шестьсот тысяч франков; что, вместе с ранее выданными им Дано четырьмястами тысячами составляло в сумме два миллиона двести тысяч франков — цену, за которую он приобретал недвижимость Дано.
А вскоре разразилась Июльская революция.
— Великая революция! — пылко воскликнул поэт.
— Сомнительное утверждение, — скривился Дьявол.
— Которая направила Францию по пути социального прогресса…
— И отменила закон о разводах{476}
.— …сбросила с пьедестала аристократию…
— И возвела на него офицеров национальной гвардии.
— …возвысила народную нравственность…
— И открыла танцевальный зал Мюзара{477}
.— Вы затаили злобу на нашу революцию, господин де Серни, — сделал вывод поэт.
— За что? За то, что она не принесла ничего хорошего? Так я от нее ничего и не ждал. В отличие от Матье Дюрана, который надеялся на великие перемены и дождался… банкротства.
— Как? Он разорился?
— Слушайте дальше.
II
— Если я внятно разъяснил вам в начале моего рассказа на примере господина де Беризи, как Матье Дюран использовал вложенные в его банк средства, как он помещал их в государственные ценные бумаги в ожидании какой-либо выгодной операции; если я достаточно прозрачно обрисовал вам положение банкира перед лицом многочисленных клиентов, то вы должны понять, какие огромные убытки он понес, когда, вынужденный быстро возвращать все денежные вклады, находившиеся на счетах в его банке, он стал продавать пятипроцентные облигации, которые приобретал по сто десять франков, за восемьдесят семь франков и трехпроцентные, которые стоили восемьдесят два франка, по шестьдесят два.
Гигантской пертурбации, привнесенной этой революцией в коммерческие дела, хватило, чтобы обесценить государственные облигации и подорвать состояние тех, кто владел ими как залогом собственных долгов. С другой стороны, обесценилось все, особенно жилье в Париже, который моментально опустел. В результате операция с Дано, которая была бы весьма прибыльной в любое другое время, оказалась убыточной, когда Матье Дюран был вынужден все обратить в наличные, чтобы вернуть деньги вкладчикам, и он едва выручил миллион восемьсот тысяч франков за недвижимость, которая обошлась ему в два миллиона двести и за которую он надеялся получить три миллиона{478}
.Конечно, два таких незначительных дела, как дела де Беризи и Дано, не могли поколебать такой банкирский дом, как дом Матье Дюрана, но, показав вам, сколь неприятно они завершились, я хотел, чтобы вы поняли, чем закончились многие другие дела, основанные на тех же принципах и разрушенные тем же событием. Через два месяца после Июльской революции Матье Дюран, выполнив срочные требования своих вкладчиков, оказался почти разорен и располагал лишь долгосрочными вкладами, которые еще не были востребованы.
— Разорен! — вскричал поэт. — Но он никогда не давал таких блестящих балов!
— Вам известно, что наши далекие предки наряжали свои жертвы, прежде чем умертвить их, — сказал Дьявол. — Банк еще более поэтичен, он увенчивает себя розами, прежде чем закрыть свой баланс.
Однако Матье Дюран еще не дошел до этого, так как было только три вкладчика, чьи требования могли иметь для него значение. Самым серьезным был господин де Беризи, который, как я уже говорил, доверил ему деньги, вырученные от продажи лесных угодий господину де Феликсу, вторым — господин Дано, который оставил у банкира шестьсот тысяч франков, вырученные за свои дома, третьим был господин де Лозере, который выехал в Англию за несколько дней до Июльской революции, чтобы уладить все, связанное с женитьбой сына. Но сын господина де Лозере — дворянин, который мог достичь всего при Карле Десятом, не показался торговцу из Сити подходящей партией при Луи-Филиппе, и господину де Лозере через два месяца пришлось вернуться во Францию, так и не осуществив радужных надежд поправить свое состояние.
Вот в каком положении относительно друг друга находились наши персонажи к первому сентября тысяча восемьсот тридцатого года.