Накануне того дня, когда наши войска показались в этом пункте, английская армия, предваряемая спасающимся населением соседних областей, то есть более 300 тысяч человек, ушла за линии, где беспорядок достиг своего апогея!.. Те из французских офицеров, которые догадывались о том, что происходит у неприятеля, снова испытали большое сожаление о том решении, которое Массена принял две недели тому назад, — провести лобовую атаку на позиции Бусаку, у подножия которой он бесполезно потерял столько людей. Если эта позиция была бы обойдена, захваченный с фланга неприятель отошёл бы к Лиссабону, а наша армия, нетронутая и полная сил, сразу же напала бы на линии Синтры, которые, конечно, были бы захвачены. После взятия столицы англичане срочно отступили бы, понеся непоправимые потери… Но значительные потери, которые понесли французы у Бусаку, охладили пыл полководцев Массены и посеяли раздор между ними и главнокомандующим. Все пытались предостерегать Массену, самые малые бугорки представляли ему как новые горы Бусаку, взятие которых обойдётся потоками крови! Однако, несмотря на такое сопротивление, Массена направил на неприятельский центр 8-й корпус, дивизия которого под командованием Клозеля захватила Собрал, один из самых важных для нас пунктов. Ожидалась одновременная атака по всей протяжённости оборонительных линий, когда генерал Сент-Круа, который и предложил её провести, был убит пушечным выстрелом около Вила-Франки! Этот превосходный офицер проводил вместе с генералом Монбреном разведку в сторону Аленкера и двигался вдоль реки Тежу, по которой в этот момент курсировали многочисленные португальские барки, направляющие свой огонь на наши аванпосты, когда сдвоенное ядро надвое рассекло тело бедного Сент-Круа! Потеря была огромной. Для армии. Для Массены. И особенно для меня, который любил его как брата…
После смерти единственного человека, который мог дать хороший совет главнокомандующему, тот опять впал в свои вечные колебания, давал легко сбить себя с толку командирам корпусов, которые были теперь охвачены робостью, и представлял себе, что все холмы Синтры ощетинились пушками, готовыми нас разметать. В раздумьях, как поступить, Массена, который после того, как мы с Линьивилем высказали своё мнение перед сражением у Бусаку, проявлял к нам некоторое расположение, поручил нам осмотреть фронт неприятельских линий. Они были, бесспорно, мощными, но всё же не настолько, как об этом говорили.
Действительно, укрепления англичан образовывали вокруг Лиссабона огромную дугу, развёрнутую на 15 португальских лье, что составляет менее 20 французских. Есть ли такой офицер, разбирающийся в военном деле, которого можно было бы убедить, что позиция протяжённостью в 20 лье одинаково трудна на всём своём протяжении и в ней нет ни одного слабого пункта? Мы заметили несколько мест, где неприятельские офицеры и даже кавалерийские пикеты очень легко совершали подъём в гору. У нас сложилось также убеждение, что наши географы и офицеры, составляющие чертежи холмов, нанесли редуты везде, где только замечали немного свежей земли! А англичане, чтобы ввести нас в заблуждение, на любом самом маленьком холмике обозначили начало работ, которые на самом деле были только в состоянии проектирования. Но даже если бы эти работы были закончены, здешняя неровная местность позволила бы французам скрыть некоторые манёвры своей армии, состоящей из трёх корпусов. Одним из них можно было бы симулировать действия на неприятельском фронте, в то время как двумя другими действительно атаковать самые слабые точки этой огромной линии, за которой английские войска, если бы они хотели прикрыть всю линию, обязательно должны были быть либо слишком рассредоточенными, либо располагать резервами, отдалёнными от точек атаки, которые им заранее не будут известны.
История войн века Людовика XIV, когда широко использовались линии укреплений, доказывает, что при атаке большинство линий преодолевались, потому что защитники отдельных участков не могли поддержать друг друга. Мы решили, что в некоторых пунктах на этом огромном протяжении будет нетрудно прорвать английские линии. Как только прорыв будет сделан, неприятельские войска, расположенные за несколько лье и даже в дневном переходе от бреши, через которую пройдёт целиком один из наших корпусов, поймут, что не успеют прийти на помощь и отступят не к Лиссабону, откуда корабли могут выйти далеко не при любом ветре, а к Кашкайшу, где собран их военный флот и транспорт[102]
. Отступление неприятеля было бы затруднено и могло бы превратиться в бегство. Но в любом случае посадка английской армии на корабли в нашем присутствии стоила бы ей дорого: это было бы повторением опыта сэра Джона Мура в Ла-Корунье! Позже английские офицеры, среди прочих генерал Хилл, признали, что, если бы французы атаковали в первые десять дней после того, как они появились перед Лиссабоном, они легко проникли бы в город, смешавшись с толпами крестьян, англичане не смогли бы ни вовремя сгруппироваться, ни принять никаких действенных оборонительных мер.