Мемуары непрожитой жизни

Я не смогла запомнить имен своих воспитателей, но имя первой учительницы, наверное, помнит до старости каждый человек.

Ходить в школу – это твоя работа…

Я не могла сначала понять, нравится мне школа или нет. В тот день меня привели на медицинский осмотр. Здание школы было мрачным, внутри стены были выкрашены краской защитного цвета до середины стены, а чуть выше маминого роста и до потолка была побелка. Обстановка школы напоминала детскую поликлинику и упорно ассоциировалась с болезнью.

В медицинский кабинет стояла очередь из детей моего возраста. С большим неудовольствием я отметила, что Лешки Перчука там нет. На мой вопрос мама замялась и неуверенно ответила, что возможно, и даже очень вероятно, Лешка Перчук пошел в подготовительную группу детского сада.

Мы с мамой стояли в очереди за толстым и высоким мальчиком с отцом в милицейской форме. Мальчик вел себя нагло и всем предлагал «попробовать кулака», на что его отец мило улыбался. Но перед входом в кабинет мальчик как-то присмирел, особенно после того, как моя мама многозначительно сказала, вроде бы ни к кому не обращаясь: «Наверное, там уколы делают», а сама ободряюще мне подмигнула. Но после выхода из кабинета мальчик (его звали Сережа Швидченко) бесцеремонно заявил мне: «Твоя мама – дура. Там уколы не делают». Я на это ответила: «А твой папа вообще мильтон», за что тут же получила кулаком в предплечье.

В медицинском кабинете меня взвесили и долго и бесцеремонно копались в волосах, даже распустили обе косички. Как потом мне объяснила мама, они искали вшей. Вши – это такие насекомые, которые живут в голове. Вшами я еще, слава Богу, не болела, только дизентерией. Потом меня взвесили и безапелляционно заявили: «Очень крупная девочка для шести лет. У нее ожирение». Тут я почувствовала себя совсем неуютно. Хоть мне и не было известно точное значение слова «ожирение», но я поняла, что у меня есть лишний жир, то есть, я жирная.

Понурившись, я шла с мамой домой. Школа мне определенно уже не нравилась. Перспектива учиться с Сережей Швидченко вместо Лешки Перчука, такого родного и верного друга, да еще если тебя все взрослые будут обзывать жирной, меня совсем не прельщала. Я робко предложила: «А может, мне еще походить в детский сад?», но мама твердо ответила: «Ходить в школу – это твоя работа».

Марина Ивановна

Холодным утром 1 сентября я надела коричневое платье с белым передником и сделала себе два кривых «хвоста» с белыми бантами. Настроение было самое паршивое. По случаю 1 сентября у мамы был отгул, обе бабки тоже присутствовали, причем бабка Люся привезла из Горелово собственноручно выращенный букет гладиолусов.

Я вложила свою потную от волнения ладошку в мамину руку, и мы всей семьей двинулись к школе. Во дворе школы толпилось множество народу, и я сразу стала бояться, что потеряюсь. Старшеклассники выделялись своим колоннообразным ростом, другим видом формы, а также тем, что поочередно бегали за угол школы курить. Мама нашла табличку «1 В класс», возле которой уже стояла небольшая толпа взволнованных родителей с моими будущими одноклассниками. С огорчением я обнаружила, что, несмотря на то, что было набрано три первых класса, Сережа Швидченко оказался как раз в моём. Он, будучи на голову выше сверстников, стоял со своим папой-милиционером и победным взглядом озирал хилых одноклассников. «Вот уж у кого точно ожирение», – подумала я, и настроение совсем испортилось. Я стояла, потупившись, и меня совершенно не занимало то действо, которое разворачивалось на школьной площадке. А там в это время все построились на торжественную линейку, и у стойки нашего класса появилась невысокая, худая и прямая, как палка, учительница. Потом долго говорили речи, трясли колокольчиком и играли торжественные марши. От волнения мне захотелось есть, но еды в ближайшем будущем не предвиделось, так как нас повели на урок мира. О чем там говорилось, мне так и не удалось запомнить, хотя этот урок мира проводили ровно десять раз за все время моего пребывания в школе.

Нашу учительницу звали Марина Ивановна. Я все время ждала от нее неприятностей, как минимум того, что она при всех объявит, что у меня ожирение. Этого, конечно, не случилось, но если неприятностей ждешь, то они обязательно наступят. Когда все достали школьные принадлежности, выяснилось, что у абсолютного большинства учеников тетради, прописи и даже учебники в полиэтиленовых обложках. Полиэтиленовых обложек не было только у меня и еще у одной девочки – Юли Безверховой. Нас поставили перед фактом, что на следующий день мы обязаны иметь такие обложки. Соответственный выговор был объявлен и моей маме, когда она пришла меня забирать. Мне было неприятно, что Марина Ивановна выговаривает моей взрослой маме, как провинившейся девчонке.