Читаем Мемуары непрожитой жизни полностью

С жильем у мамы ничуть не улучшилось: все та же одна комната в коммунальной квартире. Бабка Нина много раз предлагала переехать на Боровую и жить одним большим табором, но мама не соглашалась. Ведь там хозяйкой будет бабка Нина, а не она.

С тех пор, как на Боровой поставили чугунную ванну, вся семья ходила туда мыться – и только. Потому что и тут все успевали рассориться. Мама любила включать во весь напор горячую воду, чтобы воздух нагрелся от пара, но при этом размокали меловые потолки, и бабка Нина очень сердилась.

В общем, проблема матерей и дочерей у нас всегда была актуальна.

Итак, мы жили в одной комнате, хоть и большой, но для жизни пятерых людей не приспособленной. У двойняшек – двухъярусная кровать, мама с отчимом спят на двуспальном диване-раскладушке, а мне ночью стелют матрас на пол.

Мы стоим в льготной очереди на квартиру, как многодетная семья. И у нас уже много лет второй номер. Все, кто встал на очередь позже мамы, квартиры получили, а мы, по неизвестной никому причине, нет.

Малыши выросли буянами. Они вместе, и им море по колено. Соседи сердились, когда близнецы выбегали на кухню. Это опасно: кто-то может плеснуть кипятком, где-то что-то может свалиться на голову. Мама им запретила выходить из комнаты, но не тут-то было. Стоит только на секунду забыть про дверной замок, они, «как брызги из фонтана, как искры из ракет», вылетают наружу, хватают со столов, что придется, и с визгом забегают обратно – рассматривать свои трофеи. У них такая разновидность охоты за сувенирами.

Вечером близнецы никак не угомонятся. Паша с верхнего яруса кровати кидается в Машу оторванными от стен кусочками обоев.

Но мы нашли безотказный способ уложить их спать. Я открываю учебник по физике для одиннадцатого класса и начинаю монотонно читать. Через десять минут из их угла раздается мерное сопение. Да здравствует великая наука физика!

Уроки я снова делаю на кухне, на столе Радченко.

Мы расстаемся с Аликом

С того момента, как я переехала к маме, наши встречи с Аликом становились все короче и короче.

Обычно он ждал меня на лестнице черного хода и от скуки вырезал перочинным ножичком на побеленных стенах мое и свое имя.

Хранилище памяти.

Недавно я побывала на Обводном и обнаружила, что годы над аликовыми художествами не властны. Стены хоть и побелены уже по несколько раз, но все равно на них видны сердечки и наши имена.

Я ненадолго выходила, мы болтали на лестнице, целовались, и я возвращалась домой.

Тут нужно сказать, что человек я очень вспыльчивый. Мало того, у меня есть одна черта, о которой я очень сожалею. Дело в том, что на большое, обидное прегрешение, я могу не отреагировать вовсе и забыть на время. Но потом какой-нибудь маленький проступок неожиданно вызывает бурю эмоций, и начинается истерическое вспоминание и перечисление всех былых больших и маленьких грехов. Никто никогда этого не понимал, в том числе и Алик. Он, успокоенный моей ровной реакцией на какое-то событие, забывал про него, и вдруг, в другой день, в совершенно другой ситуации, я вываливала на него потоки слёз и обвинений.

Обычно Алик спокойно все выслушивал и пропадал на время. А потом опять появлялся.

Но однажды не появился.

В Горелово все про всех всё знают. Позже мне рассказали, что Алик встречается с другой девушкой. Она помогала его маме по хозяйству.

В конце года его призвали в армию.

На Курской

Мама вышла на работу.

Утром я отводила близнецов в детский сад. Вставать приходилось рано, но собирались мы так долго, что всегда опаздывали. Приходилось идти быстро, их коротенькие ножки не справлялись, и периодически то один, то второй повисали на моей руке. Однажды встречная пожилая женщина сказала мне с укоризной: «Что ж ты так бежишь? Нарожают детей, а потом не знают, что с ними делать!» Ничего. Я уже привыкла.

Потом я шла в школу. А после школы – на Курскую, домой к Ане Васильевой. Там мы собирались с подругами, Аней и Катей.

Как ни странно, там мы тоже играли в карты (в «дурочку») и на них же гадали. Существует поверье, что если на картах посидит девственница, то они будут говорить правду. Поэтому мы сначала играем, а потом по очереди на них сидим и гадаем. Гадаем, разумеется, на королей.

Алика я не то что бы забыла, а отложила куда-то в дальний уголок памяти.

Еще мы примеряем на себя различные прически и макияж. Тогда вышел из моды стиль geroin girl, и в коробочках с тенями обнаружились другие оттенки, помимо черного и фиолетового.

Аня все умела: заливать волосы лаком, красить ногти, лепить пельмени. Ей мама каждый день давала какие-то мелкие задания – испечь, слепить, сварить, подмести. И вот мы потихоньку осваивали разные простые хозяйственные умения. Весной даже мыли окна, благо у Ани первый этаж.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары