Лич шагал сквозь встречный ветер. Он задувал все сильнее, нес в глаза ледяную крупу. Слегка подтаяло – не так, чтобы под ногами хлюпала сырая вода, но просто верхний слой снега смерзся в лед, образовав на полях наст, а на дорогах – ледяную корку, по которой скользили ноги. Но лич упрямо шел вперед. Одна рука чуть выставлена навстречу ветру, другая крепко прижимает к телу ребенка. Тот не спит. Ему холодно, он проголодался, боится, пытается выбраться из чужих объятий. Он еще не знает, что стало с его матерью. Не знает и лич. Но продолжает двигаться вперед.
Он шел весь день, ночь и вот сейчас в дороге встречал поздний рассвет. Неутомимые ноги, не знающие устали, передвигались все также уверенно. Грудная клетка не вздымалась в такт тяжелому дыханию, да и самого дыхания не было. Он просто шел, куда глаза глядят и лишь время от времени прислушивался к тому, что творилось позади.
Погоня. Она должна быть. Ее просто не может не быть. Этот младенец имеет слишком большую ценность. Лич чувствовал силу того, кто рвался за ним в погоню. И понимал, что ничего не может ему противопоставить, кроме своей выносливости.
Люди. Окраина человеческого поселения. Если хочешь спрятать дерево, прячь его в лесу. Неизвестно, откуда взялась эта поговорка, но сейчас она была кстати. Поселение довольно большое. Есть шанс.
Лич свернул, двигаясь на ощущение человеческого тепла. И прошагал какое-то расстояние прежде, чем сообразил, что одно из этих существ немного ближе. И движется наперерез.
Всадник. Не важно, откуда он ехал. Важно, что им внезапно оказалось по пути. Вернее, целью у них был город, и к повороту дороги, откуда были видны городские ворота, они должны были добраться одновременно.
Лич помедлил – негоже было попадаться людям на глаза раньше времени. Смеркалось. Еще час-полтора, и настанут сумерки. Тогда ему будет проще проникнуть в город – у стражей на воротах заканчивается смена, они промерзли на ветру под открытым небом и ждут – не дождутся возможности сдать пост ночной страже, закрыть ворота и отправиться по домам или в казарму. В конце рабочего дня у всех слабнет бдительность, и была надежда, что в сумерках они не будут внимательно осматривать каждого встреченого-поперечного. А это значит, что у лича больше шансов сойти за усталого путника с младенцем на руках. Главное, проникнуть в город. Там будет проще.
Дорога шла редколесьем. Из сугробов торчали ветки кустарника, затрудняя дорогу. Если бы не сила, скорость и выносливость лича, он бы застрял в снегу, несмотря на то, что ветер ослаб, и поземка больше не мела. Еще бы немного – и…
Но именно в это время ребенку на руках пришло в голову заплакать. Усталый, голодный малыш сперва захныкал, и лич остановился, неловко пытаясь утешить человеческое дитя. Он не умел обращаться с детьми – не умел и
Но ребенок не собирался успокаиваться. Он устал, хотел есть и, наверняка, был мокрым. От покачиваний туда-сюда его замутило, и он заревел громче.
Лич слегка растерялся – если это понятие применимо к существам, сохранившим остатки
Хруст кустарника и топот копыт слились воедино. Лич попятился – немного, чтобы не показать, что он боится. Страха не было – было лишь воспоминание о том, что иногда в такой ситуации можно его испытать. Но когда всадник приблизился, внутри что-то шевельнулось. Какое-то забытое чувство.
Всадник был ведьмаком.
Эти люди-нелюди были известны, как охотники на всякую тварь. В этом отношении они порой соперничали, порой враждовали, а порой и работали плечом к плечу с некромантами – в зависимости от того, кто был объектом «охоты». Упокаивать мертвяков ведьмаки не умели, а лич как раз и относился к таким вот мертвякам, тем более не был простым упырем или ожившим мертвецом. Но всадник уже чуял нелюдскую природу лича, а это значит, что попытка незаметно проникнуть в город провалилась.
Ведьмак осадил коня, не доехав десятка аршин. Усталый мерин нехотя вздыбился, вскидывая передние ноги, и тут же тяжело опустился на все четыре. Ведьмак был уже немолод – выбившиеся из-под шапки волосы были обильно припорошены сединой, седина была заметна в щетине, покрывавшей подбородок.