Меньше – значит достаточно: об архитектуре и аскетизме

Подобно аббату монашеского ордена, Джобс предписывал своим сотрудникам строгую дисциплину, подразумевавшую не только целеустремленность, но и умеренность. Это проявилось в его желании одеть всех сотрудников компании в одинаковую униформу. Сам Джобс, как монах, был воздержан в еде и носил всегда одну и ту же одежду – джинсы и черную водолазку – свою собственную версию монашеского хабита. Неизлечимая болезнь только ужесточила его аскезу. Заболевание не только не нарушило стремление к самоограничению и концентрации на самом существенном, но даже усилило его. Все эти аспекты сконцентрированы и подчеркнуты в фотографии Уокер, которая придала жизни Джобса очень характерную форму, и я бы предположил, что эта форма стала одним из самых весомых заявлений о дизайне и архитектуре за последние тридцать лет.

Так что же не так в аскетизме Джобса? Кажется, что все правильно. Аскетизм, в конце концов, – это не бедность и простота как таковые, но бедность и простота как лишь два из возможных аспектов аскетической практики. И все же в основе идеального аскетизма Джобса действительно есть некий существенный изъян, который затрагивает сам смысл аскетизма. Как мы видели, аскетические практики делают основной акцент на том, как

мы живем. Быть аскетом – значит постоянно контролировать себя, свое тело и свой разум и тренировать их постоянно с тем, чтобы привести жизнь в соответствие со своими принципами. Аскетизм Джобса в этом смысле – ложный аскетизм. И не потому, что он заработал много денег, но потому, что образ жизни, благодаря которому он изобретал и создавал, не имеет ничего общего с его собственной жизнью. Оставив в стороне деловой аспект работы Джобса, который было бы слишком легко критиковать, можно сказать, что именно технологии, созданию которых он посвятил свою аскетическую жизнь, существенно разрушили всякую возможность самоконтроля. Я не хочу обсуждать несчастья нашей цифровой эпохи и закончить луддистской тирадой против смартфонов, и все же есть существенная проблема цифровой эпохи, спровоцированная такими людьми, как Стив Джобс, – чудовищный дефицит внимания.

Если в мире чего-то действительно не хватает (риторика воздержанности умалчивает об этом), так это внимания, которое сейчас отвлекается на все более изысканные средства коммуникаций и производства. В самом факте отвлечения внимания нет ничего дурного. В эпоху индустриализации такие способы отвлечься, как пустая болтовня, невнимательность и мечтания, помогали рабочему отгородиться от процесса производства и остаться наедине с собой. Но в процессе интеллектуального производства, когда каждая минута нашей жизни посвящена работе, само отвлечение становится формой производства, потому что оно вынуждает людей делать много вещей одновременно. С одной стороны, полностью утрачена способность сконцентрироваться на чем-то одном дольше чем на пять минут. С другой – навязчивая зависимость от интернета обеспечивает безумную работу сетевого механизма. Дефицит внимания теперь не следствие лени, одного из христианских смертных грехов, но форма всеобщего стахановского движения, которое подстегивает нас работать больше, даже когда мы вообще не работаем. И если Джобс довел свой аскетизм до совершенства, с тем чтобы управлять собой (перед тем как начать жестко управлять другими), пользователи девайсов, которые он продавал, больше не в состоянии контролировать себя [35] .

Но есть нечто, что тревожит в фотографии Джобса еще сильнее, а именно – ее одухотворенная атмосфера, ее псевдорелигиозность, нечто неуловимо говорящее скорее об образе компании и дизайне Apple, чем о жизни самого Джобса. Как и в бутиково-религиозном минимализме Поусона, и в отчужденности Цумтора, коммерциализация здесь упакована в атмосферу сдержанности. Эта атмосфера, эта идеологическая необходимость уравновесить рыночную избыточность псевдорелигиозным стремлением указывает на ту самую тенденцию, которую Беньямин увидел в оскудении опыта, вызванном изобилием информации и коммуникаций. Как писал Беньямин, «новые несчастья принесло человечеству чудовищное развитие техники. И одним из самых больших было удручающее идейное богатство, которое распространилось среди людей или, точнее, нахлынуло на них в виде возрождения астрологии и учений йоги, христианской науки и хиромантии, вегетарианства и гнозиса, схоластики и спиритизма, – это оборотная сторона» [36] .

7