Мэри Роуз

— Сделай даже больше, — прошептала она. — Надери ему уши и отбей пальцы до синяков, за то, что он такой невероятный дурак и ввязался в игру мести с самой ядовитой змеей во всей Англии, но ради Неба прости его. То, что он сделал, не имеет никакого отношения к любви к тебе. Наоборот. Возможно, этот идиот считал, что таким образом он сможет выздороветь и наконец дать тебе то, чего ты так сильно хочешь.

— Я не знаю, смогу ли, — услышала свой голос Фенелла, — но знаю, что вы правы.

— Он хотел, чтобы ты вышла замуж за Сильвестра, — пробормотала себе под нос Микаэла. — «Фенелла заслуживает самого лучшего, что есть на свете, — моего Сильвестра, — говорил он. — Она не должна получить меньше». Этот молчаливый и гордый парень настолько сильно любит вас обоих, что у меня душа наизнанку выворачивается. Как ты можешь думать, что он не верен? Если у него не будет вас, он останется один в целом свете и будет таким до конца.

— Возможно, так и надо, — выдавила из себя Фенелла. — Возможно, он действительно иначе не может. Для Энтони быть одному означало быть одному без Бога. Одинокому, как последнему существу на земле под пустым небом.

Фенеллу едва не стошнило, но в желудке было пусто. Она, которая всегда была голодна, ничего не ела вот уже несколько дней.

С Сильвестром говорить не пришлось. Выйдя на галерею, она увидела, как из его комнаты выходит сэр Джеймс.

— Все в порядке, — слабым голосом произнес он. — Сильвестр поедет в Лондон и попытается попросить архиепископа посодействовать в этом деле.

Обнимая его, Фенелла испугалась. Сэр Джеймс, ее надежная скала во время самой жестокой бури, казалось, сморщился, словно под кожей не осталось ни одной кости.

— Он не обманщик, Фенелла. Мы потребовали от него большего, чем может выдержать человек. Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить.

— Я знаю. — Фенелла погладила его по спине, ужасно костлявой на ощупь.

— Не позволь убить его!

— Нет, — пообещала она. — Как дела у Сильвестра?

Сэр Джеймс пожал плечами. Взгляд у него был потерянный.

— Жаль, что ты не можешь помочь им обоим, — ответил он. — И жаль, что нет никого, кто помог бы тебе.

Они выехали из дому холодным тихим утром. Сильвестр поехал вперед, потому что нельзя было терять время, а Фенелла, много лет управлявшая повозкой с хлебом, собиралась последовать за ним одна в карете. Остальные домочадцы протестовали, заявляя, что она должна взять для защиты хотя бы кого-то из мужчин, но Фенелла не могла выносить незнакомцев. И тогда Люк предложил сопровождать ее. Ему было девятнадцать, и он вот уже почти десять лет как ходил за Энтони по пятам, словно собачонка.

— Я был бы рад сделать что-то, что могло бы ему помочь, — сказал он.

Они встретили Сильвестра у ворот Криппл-гейт под проливным дождем. Казалось, он даже не заметил, что по нему ручьями стекает вода.

— Кранмер приютит нас в Суон-хаусе, — бесцветным голосом поведал он. — Он позаботится о том, чтобы король принял нас, и пойдет с нами, чтобы тоже замолвить слово.

Ночь в Суон-хаусе оказалась сущей пыткой. Фенелла видела Энтони везде, куда бы ни пошла, — израненного, лишенного дара речи человека, отчаянно боровшегося за свое достоинство. Несмотря ни на что, она испытывала к нему бесконечную любовь. Она переглядывалась с Сильвестром, иногда они мимоходом прикасались друг к другу, но слов не находили.

Утром прибыла барка архиепископа. Фенелле показалось, что вышедший на мостки Кранмер постарел не на десять лет, а на все сто. Высокая должность, для которой он не был рожден, сгорбила его плечи, но тем не менее он нашел в себе силы улыбнуться.

— Да сохранит вас Господь, — произнес он. — Всех троих.

День был сумрачным. Они молча сидели в барке, которая плыла по бурной реке в сторону Уайт-холла.

— Что с королевой? — вырвалось у Фенеллы, пока она наблюдала за людьми, занимавшимися на берегах реки делами, как в самый обычный день.

— Она под арестом, — ответил Кранмер. — В Суон-хаусе, где есть хотя бы какие-то удобства. Ее судьба решится только после Рождества, но надежды мало. Несчастное дитя обезумело от страха.

— А мужчины, с которыми она прелюбодействовала? — поинтересовался Сильвестр. Выглядел он пугающе. Элегантный наследник Сатгон-холла не причесывался и не мылся вот уже несколько дней и, судя по всему, спал в одежде.

Кранмер опустил голову.

— Их казнят.

— Когда? — спросил Сильвестр.

— Сегодня, — пробормотал Кранмер. — В Тайберне.

— Им отрубят головы?

— Томасу Калпеперу — да. — Архиепископ уронил голову на руки. — Ходатайство Фрэнсиса Дерема было отклонено.

— Его четвертуют?

Кранмер кивнул.

На некоторое время снова замолчали, затем архиепископ откашлялся.

— Мы должны проявить мужество, — объявил он. — Если мы начнем умно, король проявит милосердие. В принципе, он не хочет лишать жизни сэра Энтони, который всегда искренне нравился ему.

— Разве он любит хоть кого-то, кроме самого себя? — поинтересовался Сильвестр. — И действительно ли проявляет к ним милосердие? Разве мы не считали так же в отношении кардинала Уолси, пока тому не довелось прочувствовать на себе всю строгость королевской власти?