Конечно, без некоторой доли лицемерия здесь не обошлось — текст автобиографии предназначался для публикации, и читатель (он же зритель) должен думать о Мэрилин хорошо, что бы ни говорилось о ней в скандальных хрониках таблоидов. Отсюда — малоправдоподобная стыдливость и покрасневшее лицо (и не только лицо). Но я бы в первую очередь отметил не это, а сарказм, смешанный с возмущением и окрашивающий каждое слово. Правда, в последних строчках чувствуется горечь: Мэрилин так и осталась капризным аутсайдером, всегда виноватой, но «добившейся своего, хотя ей этого никто не разрешал». И тогда, чтобы быть поменьше виноватой и не лезть без толку на рожон, Мэрилин тут же примяла следующее предложение. Речь шла о мюзикле «Нет такого бизнеса, как шоу-бизнес».
Сказать прямо, для тех, кто сомневался в актерских способностях Мэрилин, эти сомнения фильм не рассеял. Правда, «звездную» славу Мэрилин укрепил. Гайлс полагает, что «презрительное отношение Занука к Мэрилин просочилось в сценарий». В этом есть свой резон. Хотя надо учесть, что фильм фактически представляет собой ревю, непрерывную цепочку концертных номеров — песен Ирвинга Берлина, где Мэрилин исполняет четыре его «хита» двадцатых годов: «Жаркое времечко в тропиках», «Получив то, что вы хотели, вы больше этого не хотите», «Ленивец» и «Вы удивитесь». (Песню, давшую название фильму, исполняют все участники действа.) Композитор был в восторге, услышав (и увидев) свои творения в исполнении Мэрилин. «Только так это и надо исполнять, — сказал он о песне «Получив то, что вы хотели…». — Если бы ее так исполнили в 1920 году, когда я ее написал, она могла бы стать настоящим «хитом». Из нее тогда делали неторопливую балладу, а вот исполнение Мэрилин показало мне, насколько сексуальна эта песня. Я и сам об этом не подозревал».
Любопытно, что на экране эти песни куда менее выразительны, чем в записи на пластинке. Взять, например, песню-номер «Жаркое времечко в тропиках», по милости Мэрилин получившую скандальную известность. На экране — броская, яркая, вызывающая Мэрилин. В псевдоиспанском экзотическом наряде, скорее обнажающем, чем укрывающем ее от возбужденных взглядов вчерашних пуритан, она фактически имитирует гремевшую повсюду в те годы колоритную и безвкусную бразильянку Кармен Миранду, исполняя танцы в высшей степени сомнительной хореографии (постановщик Роберт Олтон). Правда, все эти бесталанно размеченные хореографом приплясывания, пробеги и ужимки странным образом лишь усилили поразительно чувственную, манящую ауру Мэрилин, оттенили, сделали рельефным ее восхитительно слепящее тело — оно ослепляет даже на фоне интенсивно цветистого наряда, то сплетаясь (в танце) со смуглыми телами не то испанцев, не то папуасов, составляющих мужской кордебалет, то резко отделяясь от них, от их примитивной, язычески пестрой безвкусицы. И хотя все эти бездарные режиссерски-хореографические ухищрения таинственно и своеобычно вобрал в себя, перемолол и усвоил стихийный дар Мэрилин, источающий свет и чувственность, собственно пение ее отошло на второй план, уступило «делюксовой» красочности широкого экрана.
Другое дело — запись на пластинке. Здесь уже нет «синемаскопного» пространства экрана, нет заполняющего кадр «китчевого» кордебалета, но есть голос, и ничего, кроме голоса. Пусть он недостаточно силен и чист, но выразительностью, богатством интонаций, голосовыми красками он немногим уступает столь хорошо знакомым сейчас голосам Лайзы Минелли и Барбры Стрэйзэнд. Вообще запись песен в исполнении Мэрилин добавляет к ее портрету на редкость выразительные и живые краски и тона. Оказывается, голосу ее были свойственны не только шепот и придыхание, как в том уверяли нас иные из ее современников, но и гортанные звуки, и выразительная хриплость, и чувственная экспрессия. Возможно, именно в пении Мэрилин и была актрисой в более или менее традиционном смысле слова, то есть выражала не только себя, но и еще кого-то — некую героиню, причем героиню не песен, а пения, характер, вырастающий не из текста, а из интенсивности звучания, из интонаций, экспрессии, фразировки. И возможно также, что именно эта героиня помогла в данном случае Мэрилин преодолеть предвзятость сценария, куда просачивалось презрительное отношение к ней Занука. Мы уже видели это на примере «Джентльмены предпочитают блондинок». Некоторые биографы (например, Гайлс, Медлен) отметили сценарную предвзятость и в новом фильме, хотя сюжет его так слаб и выполняет настолько формальные функции, что обнаружить в нем какие-либо биографические намеки, прямо сказать, нелегко. Возможно, что безвкусица хореографии («Жаркое времечко в тропиках») и подчеркнутая откровенность танцевальной манеры, впрочем предусмотренная той же хореографией и вызвавшая смущение и даже возмущение иных излишне добродетельных критиков и зрителей, и были умышленными[48]
. Но если это и так, то расчеты обернулись просчетами.