Мэрилин Монро

Разумеется, он уже сознавал, что к рубежу 1959 и 1960 годов (завершение съемок «Займемся любовью!») брак его с Мэрилин был обречен: «Я догадывался, что он [брак] разрушается… Мэрилин смотрела на Монтана с обожанием и не понимала, что он не тот, на кого можно опереться. Но всю ее жизнь для нее вдруг необыкновенно важным становился какой-нибудь первый встречный. С ним или с ней связывались какие-то необыкновенные надежды, которые, когда этот встречный раскрывался как человек, естественно, вдребезги разбивались». Не был ли, кстати говоря, таким первым встречным и сам Миллер, познакомившийся с Мэрилин в студийных коридорах «Коламбии»? Как бы то ни было, он уехал из Голливуда в Нью-Йорк (Гайлс предполагает, что сделал это Миллер по настоянию Мэрилин), чем чрезвычайно поразил Монтана. «Он оставляет меня с Мэрилин, а ведь наши квартиры рядом! — панически жалуется Монтан одной из своих голливудских приятельниц. — Как вы полагаете, сознает ли Артур, что она начнет бросаться на меня? В конце концов, я — мужчина, мы вместе работаем, обнимаемся на площадке, а я не хочу за что-то еще отвечать. Я не могу отстраниться от нее, ибо завишу от ее доброго отношения, да и просто хочу с ней работать». Слова «В конце концов, я — мужчина» кажутся дословной цитатой финальной фразы Джерри из «Некоторые любят погорячее», и вся интрига Миллер — Мэрилин — Монтан начинает походить на фантасмагорию. Наподобие уайлдеровского персонажа, Монтан оказывается в «захвате»: он не может отказаться от Мэрилин («отстраниться от нее»), ибо связан контрактом на чужой территории и зависит от своей партнерши; но не может и принять ее авансы, ибо это тут же станет притчей во языцех со всеми вытекающими последствиями.

В отличие от уайлдеровского Джерри Монтан выходит из тупика, приняв два взаимоисключающих решения одновременно: он не отказывается от Мэрилин, но отказывается признать это. Дав интервью Королеве сплетниц Хедде Хоппер, где он заявил, что Мэрилин «втюрилась в него как школьница», Монтан тут же отказался от сказанного, объяснив, что плохо понял Хоппер, которая свои домыслы выдала за его слова. Словом, и вправду, точно школьник, он начинает изворачиваться и врать, ссылаясь на плохое знание английского… Итог этой любовной фантасмагории, где, словно в кривом зеркале, отразилась старая как мир история двоих, тайком решивших «заняться любовью», подвела в своих воспоминаниях Симона Синьоре: «Что может быть пошлее писем, где тебя ободряют и призывают «держаться», а через четыре страницы объясняют, что в свое время «выстрадала то же самое, но мужа вернула», что «соперницей была блондинка»… Что может быть пошлее, чем когда хозяйка лавки, куда я захожу за тесьмой (как это произошло в Осере, где мы снимали «Скверное дело» и прекрасно развлекались), треплет меня по плечу и ободряюще подмигивает, говоря: «Ничего-ничего, вернется». И все это происходит в то время, когда муж уже снимается в Париже (история-то приключилась в октябре) и звонит каждый вечер…»

А что же фильм, за съемками которого пристально надзирал целый батальон репортеров во главе со славной Хеддой? Все та же история с переодеванием или, если угодно, история принца и хористки, или очередной рецепт, «как выйти замуж за миллионера».