Мерцающие

Ведь он постоянно что-то бормочет себе под нос на парах. И все его действия, и всё его странное поведение и даже выражение лица – все сходится, все становится на свои места как чертов паззл! Если бы только я могла наблюдать за ним вне территории университета! Это бы лишило меня последних сомнений.

Я чувствую, что сейчас как никогда близка к истине. Я стою на пороге неизведанной мрачной тайны, чужой судьбы, испорченной, проклятой, сломанной болезнью судьбы, и меня трясет от того, что я дошла до этого порога своим умом и своей интуицией. Я сама, я одна выследила этого зверя и почти застала с поличным. И как же я теперь ревностно отношусь к его персоне. Кто бы мог подумать, что до этого дойдет. Объект должен быть только моим трофеем. Я снова начну с ним здороваться, буду без стыда наблюдать за ним. Я обязана проверить свою теорию. Я должна найти ей новые подтверждения!

***

– Я пытался, доктор. Я действительно пытался. Несколько дней я был даже уверен в том, что у меня получается. Со мной стали разговаривать, особенно в курилке. Кто-то хлопал меня по плечу и смеялся. Но этого всего теперь словно и не было. Чем чаще они контактировали со мной, тем сильнее я осознавал собственную несхожесть с ними. Мне было очень трудно. Они – люди… А я… я недочеловек. Я как будто обмотан с головой толстой синей изолентой.

Такие длинные речи я произносил исключительно в кабинете личного врача. Чтобы высказать все это с моим неисправным речевым аппаратом у меня ушло добрых пять минут. Доктор слушал, не перебивая – он привык. Я смотрел в стену и держал руки на коленях, перебирая пальцами. Голос мой звучал так, словно меня принуждали разговаривать. Но на самом деле я чувствовал очень редко посещающее меня желание высказаться.

– Ты расстроен тем, что ничего не вышло? Или, может, наоборот, рад этому? – осторожно спросил доктор.

– Я не люблю перемен. Я не хочу что-то менять. Это для меня сложно.

– И ты не хочешь обрести друзей, как обычный парень?

– Я не знаю, что такое друзья. Поэтому я не могу ответить. Может быть.

– Тебе было приятно ощущать себя частью общества?

– Скорее это было полезно. Я знал, в какой аудитории следующая пара и что задавали, когда меня не было.

– А как же люди? Что ты чувствовал, когда они говорили с тобой?

– Панику.

– Панику?!

– Да. Я вздрагивал от их голоса и терялся, понимая, что обращаются ко мне.

– Но о чем они говорили с тобой? Тебе было хоть каплю интересно?

– Эти люди. Все эти люди. Другие. Я не понимаю их. Они иначе живут. У них иные интересы, вкусы. Для меня они – с другой планеты.

– Ты понимаешь, что это взаимно, и для них ты выглядишь точно так же?

– Разве?

– Абсолютно.

Я замолчал, обдумывая это. Да, может быть, но ведь это я – болен, а не они.

– Тебе удалось запомнить чье-нибудь имя? Внешность?

– Имена – нет. Ни одного. Внешность. Только одного человека. Но я с ним не общался в период регрессии. Зато помню, как еще до этого он со мной здоровался.

– Это парень?

– Я не уверен. Думаю, что девушка, но не могу сказать точно.

– Хорошо, продолжай.

– Я запомнил ее, потому что однажды на паре, помните, я рассказывал…

– Ты проецировал на ее образ свою подсознательную жестокость?

– Да. И это длилось дольше обычного.

– Насколько?

– Полтора часа.

– Так долго?

– Да.

– Всю пару ты видел у себя в голове, как ты…

– Калечу и убиваю ее.

– У тебя были с ней конфликты?

– Нет. Как я вообще могу быть участником конфликта? Я пассивен. Я никогда не поддаюсь на провокации. Меня почти невозможно вывести из себя.

– Я в курсе твоей пониженной чувствительности. Но тогда почему?

– Я не знаю, как это работает. Она оказывала мне дружелюбие и внимание. Первая здоровалась и улыбалась.

– Ничего себе! А что ты делал в ответ?

– Я? Ничего. А должен был?

– Хм. Понятно. Вот видишь, не всем на тебя все равно, как ты думаешь!

– С чего это вы взяли?

– Поверь мне на слово. Тебе стоит к ней присмотреться. Ладно, об этом позже. Как наша ситуация с таблетками? Соблюдаешь расписание приема?

– Нет.

Я вытащил из рюкзака упаковки и горой положил на стол. Одна или две упали на пол. Доктор наклонился и рассмотрел их поближе. Его глаза расширились, когда он увидел соотношение пустых упаковок и полных. Он даже привстал от злости.

– Ну, Гена, ну, так не пойдет. Ты же взрослый человек! Ты хочешь, чтобы я снова снял тебя с занятий на полгодика? Хочешь потерять еще шесть месяцев жизни?

– Нет.

– Тогда зачем ты злоупотребляешь? Господи, ты ведь мог отравиться!

– Когда коллапс, лучше отравиться. Лучше побыть без сознания.

– Это самовнушение!

– Нет. С их помощью я могу войти в состояние беспамятства.

Доктор сел обратно в кресло, но это стоило ему большого труда.

– Вот что, – сказал он, потирая очки, – вот что. Ты, Гена, не соблюдаешь ни режима, ни здорового питания, я уверен, поэтому тебе периодически бывает «особенно плохо», как ты выражаешься. Это закономерно, если не выполнять предписаний врача. Теперь твои лекарства будут храниться у меня, а ты будешь приходить ко мне по воскресеньям и брать пачку на неделю. Ясно вам, молодой человек?