Мерцающие

Лекант не ответил. Он молча стал гладить ее по голой шее и ключицам, едва касаясь пальцами кожи. «Сейчас», – подумал он и впился пальцами в шею девушки, налегая сверху. Сначала он сжимал несильно, потому что ему хотелось послушать, что она скажет. Ему всегда нравилось слушать, что они говорят в эти последние минуты.

– Летар? – удивленно вскинув брови, воскликнула она, и в выражении ее глаз успел мелькнуть не то что бы страх, а непонимание. Она еще была слишком уверена, что граф не причинит ей зла. Еще слишком живы были в ней события этой ночи, о которых, к сожалению, граф уже не помнил. – Что ты делаешь, Летар? – ее голос надорвался, легким уже не хватало воздуха. – Ах, пусти! Пусти же меня, что ты творишь?!

Крепкие руки графа надавили и сжали тонкую птичью шейку сильнее, чем прежде. Лицо его не выражало почти ничего, кроме толики сожаления; лицо Беллы стремительно становилось пунцовым, белки глаз покрылись сеткой отчетливых сосудов, губы шевелились, издавая лишь тихий хрип, тонкие руки пытались сбросить душителя, нависающего над ней, а ноги дергались где-то позади, как и ее масленые глазки, с каждой секундой заплывающие предсмертной пеленой. Пока она еще могла услышать, граф Лекант произнес:

– Страх в твоих глазах ничем не отличается от того, что я видел раньше. Вначале вы все разные, а в самом конце – все одинаковые… Тебе суждено остаться в моем мире навечно.

После того, как хрустнула трахея, Белла перестала дергаться и подавать признаки жизни. Граф слез с обмякшего тела и устало лег рядом. Захотелось выйти на каменный балкон и встретить восходящее солнце нового дня, но были дела поважнее. В душе ужасно опустело, вокруг стало тихо, и это было так невыносимо… Но кое-что, земная оболочка его любви, оставалась лежать на кровати, бездыханная, и она ждала, пока граф увековечит ее. Несомненно, она ждала и хотела этого. Граф поднялся и оделся.

– Пэнт! – крикнул он во все горло.

Высокие резные двери растворились, и на пороге появился преданный слуга графа.

– Слушаю, граф Лекант.

– Что с ее слугами?

– Убиты, граф; все в порядке.

– Тела? – деловым тоном осведомился Лекант.

– Сброшены в обрыв.

– Карета, лошади?

– Жду ваших распоряжений, граф.

– Лошадей в стойло, – граф призадумался. – Карету – к трупам.

– Слушаюсь, граф.

– Постой. Распорядись – и в мою мастерскую с солью. Десять фунтов, не менее.

– Слушаюсь, граф, – почтительно кивнул слуга и удалился.

Граф Лекант, дрожа всем телом, приблизился к трупу и подхватил его на руки. Белла стала лишь немного тяжелее обычного. Проходя мимо двери, ведущей в зал восковых фигур, он мысленно сказал им, что у них скоро будет прибавление. Пройдя в мастерскую, он первым делом уложил тело девушки в длинную узкую ванную, стоящую посреди помещения и уже наполненную водой. Голову Беллы он осторожно положил на выступ, чтобы не намокли волосы. Оставалось сделать два очень важных и срочных дела, прежде чем тело начнет холодеть и гнить: срезать волосы, пока они не потеряли запаха; и засолить тело, чтобы оно не испортилось и оставалось хотя бы некоторое время образцом для создания восковой фигуры.

Граф Лекант открыл верхнее отделение столика, стоящего неподалеку, и вытащил из него свой нож, специально заточенный для срезания волос под самый корень. Не теряя ни секунды, он принялся за дело. Через пять минут явился Пэнт с двумя полными ведрами соли, и молча стал засыпать в ванную по черпаку соли на каждый квадратный дециметр. Тело должно сохранять свою форму хотя бы в течение недели, и способ засолки – один из самых действенных в этом деле. Главное – применить соли точь-в-точь, сколько требуется, но Пэнт знал меру идеально и не мог ошибаться. Он не был новичком, как и его хозяин.

Когда волосы были срезаны и уложены на мягком дне специальной коробки, граф погрузил голый девичий череп под воду и собственноручно засыпал его солью. Сохранность головы была самой главной во всем теле, ведь по чертам лица даже много лет спустя можно будет узнать, кто перед тобой, и предаться приятным воспоминаниям.

– Граф Лекант, позвольте сказать, что бочки с воском прибудут сегодня в полдень. Я уже распорядился, чтобы их сейчас же по прибытии прикатили в северный зал: там воск остынет от летнего тепла, и после можно будет переместить бочки сюда.

– Отлично, Пэнт. Хорошая работа. Ступай. Мне нужно побыть одному.

– Да, мой граф.

Пэнт удалился. Он знал наверняка, куда пойдет граф, и где он будет находиться до самого полудня. Пэнт очень хорошо знал своего хозяина.

Граф Лекант не стал подолгу смотреть на труп скоропостижной любовницы, засоленный в эмалированной ванне, и сожалеть о том, что натворил. Граф ни о чем не сожалел. Только одно чувство мучило его грудь – чувство опустошенности, которое кончится лишь тогда, когда граф начнет свою работу. Чтобы немного утешить себя, граф отправился в зал восковых фигур, что находился в северной части замка, куда никогда не попадало солнце, что позволяло чудесным творениям оставаться в целости и сохранности.