Мерцание «Призрака»: Ангелы Смерти

Кардинал принялся надевать сутану, поверх которой на грудь на цепочке легло распятие. Он взял в правую руку с прикроватной тумбочки Библию, глядя, как с пола потихоньку поднимается Фаусто, чья искривлённая мимика лица, приобрела лёгкий налёт героизма.

Аурелио перекрестился и надел на голову пилеолус. Аббат понялся на ноги и, прихрамывая, последовал за кардиналом Де Санктисом.

Расстояние до Апостольского дворца было небольшим, но при сложившихся обстоятельствах оно казалось огромным. Жажда власти и алчность и не сделают широкого реверанса в сторону того, кто с ними борется всеми силами.

Аурелио спешил, стараясь не споткнуться о небольшие выступы брусчатки и не последовать примеру Фаусто, всеми силами пытавшегося не сильно отставать от своего наставника. Эту ночь сложно было назвать зловещей, поскольку кардинал Де Санктис знал, что истинное Зло оно не где-то вдалеке ищет жертвы среди праведников, а оно давно здесь и ждёт свой час безраздельного триумфа и власти.

Апостольский дворец встретил Аурелио суетой личного медицинского персонала понтифика. Врач был в покоях Его Святейшества, стараясь облегчить всеми силами уход Иоанна Павла III. За короткие годы его папства не произошло чего-то примечательного: не было ни громких скандалов с разоблачениями, ни ярко-выраженной борьбы за чистоту веры. Со стороны стоило сказать, что эпоха очередного застоя сменилась более устойчивым и характерным, но всё оказалось совсем не так.

Кардинал Де Санктис поднялся по парадной лестнице, где его встретил камерленго понтифика в сопровождении двух швейцарских гвардейцев в строгих чёрных костюмах.

Аурелио перевёл дыхание и зашёл в покои Папы, где личный врач ввёл понтифику очередную дозу анальгетика.

— Ваше Святейшество, я здесь! — громко произнёс кардинал и, подойдя к постели Папы, опустился на колени. — Благословите!

— Благословляю тебя, сын мой, — немощной рукой перекрестив Аурелио, тихо промолвил понтифик. — Оставьте меня. Наука больше не в силах мне помочь! — из последних сил, как можно громче, добавил Папа и его личный врач покинул покои, закрыв за собой двери.

Поблёкший затуманенный взгляд понтифика замер на испанских чётках с распятием у него в руках, словно, сквозь приближавшуюся агонию он видел иной мир, где на весах взвесят благочестие супротив совершённых грехопадений.

— Ваше Святейшество, я здесь! — тихо повторил кардинал Де Санктис, стоя на коленях у постели, умиравшего Папы и держа в левой руке Библию со Святым Распятием.

— Мой, милый Аурелио! Мой смертный час настал. Я вижу их зловещие образы и лица, но всем и везде правят только маски… Кругом одни маски! Она есть и у тебя! Однако, помимо неё в твоей груди бьётся сердце, где есть место истинной вере Христовой… Здесь в Ватикане, среди выдуманной святости, нет святых, а только коршуны, вороньё и остальные падальщики, — задыхаясь и запинаясь на мгновенья, говорил понтифик.

— Вас, исповедовать, Ваше Святейшество? — внимательно смотря на Папу, спросил кардинал Де Санктис, чувствуя, как лёгкий холодок пробежал по всему его телу.

— Исповедуй… Я готов! — тихо шевеля губами, промолвил понтифик, на чьём лице застыла гримаса от сильного болевого синдрома.

— Во имя Отца и Сына и Святого духа. Прими Господь исповедь раба твоего и отпусти ему все его грехи: вольные и невольные! Словом и делом! Аминь! — перекрестился кардинал и положил, дрожащую от боли, правую руку Папы на Библию. — Говорите, Ваше Святейшество.

— Люди не ценят собственные жизни, осознавая свои грехи и причинённое зло, лишь лёжа на смертном одре… Я не исключение из этого правила, Аурелио! Верить и поверить, а особенно узреть… Всё это совсем разные вещи! Я творил множество несправедливостей, заключал сделки с собственной совестью и закрывал глаза, чтобы оказаться здесь и сейчас на том месте, где я есть… Христианство лежит среди красивых сияющих руин… Все святыни втоптаны в грязь, особенно главная святыня, которую называют: «Благочестие»! Я тоже уничтожал её, продолжая карабкаться по иерархии Святого Престола… Грифон среди стаи голодных воронов, ждущих новой падали… Пройдёт время заклеймят и меня! Надеюсь, Господь будет добр к моему мёртвому телу и не отдаст на поругание, как некоторых из числа моих предшественников. Да простит меня Господь! Я раскаиваюсь за всё, что только сделал из дурных помыслов! А теперь, Аурелио у меня есть кое-что и для тебя… Я хочу, чтобы именно ты попытался возродить веру в нашем доме Божьем, чтобы святость и благочестие вновь воцарилось над этой грешной землёй… Пусть люди снова нам поверят, а не проклинают! Найди Святому Престолу достойного преемника и помогай ему! Защищай его не только, как самого себя, но и как веру Христову! Да простит меня Господь! — закончил свою исповедь понтифик и, дрожащей рукой потянулся к онемевшему от боли мизинцу. Он медленно снял с окостеневшего пальца перстень иезуита и положил его в левую ладонь кардинала Де Санктиса. — Теперь, пришло твоё время, Аурелио…