— Что с уровнем заряда? — спрашиваю я у Воллера. Случись что в такой дали, и единственным кораблем в зоне досягаемости, способным принять сигнал бедствия, будем мы сами, как ни иронично это звучит. Вот если бы мы находились в заданной точке… Но нас там нет.
— Да-да, с этим все в порядке, — отзывается пилот, пренебрежительно махая рукой. — Так, может, линяем отсюда? — Он подается вперед и всматривается в иллюминатор. — Мы далеко за пределами исследованной зоны, очень не хочется, чтобы в нас шмякнулся какой-нибудь сраный астероид или что-нибудь еще.
Воллер и вправду выглядит несколько обеспокоенным, впервые за все время нашего знакомства.
— Поняла, — киваю я. — Как только разберемся с сигналом.
Пилот исторгает стон, я же привычно не обращаю на него внимания:
— Нис? Так ты говоришь, что сигнал исходит с самого корабля?
— Совершенно верно, — раздается по внутренней связи.
Воллер измученно трет ладонями лицо и снова принимается за свое.
— Да нет здесь никакого корабля!
Лурдес бросает на него свирепый взгляд.
— Что-то здесь есть. У сигнала отсутствует эхо, каким сопровождался бы ложный. Стало быть, оно где-то здесь. Вот только система предупреждения столкновений молчит, а в иллюминаторах и через наружные камеры ничего не видно. — Девушка широким жестом указывает на шесть мониторов по бокам от небольших смотровых окошек из толстого стекла в передней части мостика.
Она явно расстроена, что вполне понятно. Внешние камеры позволяют обозревать поверхность корабля и пространство вокруг практически под всеми мыслимыми углами. Однако сканерами, в отличие от тяжелых транспортников и военных и исследовательских кораблей, мы не оснащены. Анализаторам ближнего действия, лишь гоняющим от одного радиомаяка к другому, подобные устройства просто ни к чему. Мы совершаем короткие перелеты в исследованном пространстве между пунктами, что нанесены на карту, отслеживаются и посещаются уже многие годы. В общем, у больших парней под ногами не путаемся, и вероятность столкновения для нас довольно низка.
Но здесь… Здесь уверенным нельзя быть ни в чем. Сейчас мы все равно что продираемся по лесу, а не мчим на маглеве по безупречному полотну.
Итак… Что же теперь?
— Включи кормовые прожекторы, — подает вдруг голос Кейн у меня за спиной.
Я оглядываюсь на механика. Скрестив руки на груди, он невозмутимо подпирает переборку. Воллер адресует ему уничтожающий взгляд:
— Эй, начальник, я бы заметил, если бы было что!
Игнорируя выпад, Кейн встает рядом со мной. В центре мостика места для нас двоих совсем мало, и мы касаемся друг друга плечами.
— И поверни корабль на четырнадцать градусов по часовой стрелке.
Внезапно до меня доходит, что у него на уме.
— Выполняй, — бросаю я Воллеру. У всех есть слепые зоны. И у нас, рожденных на планетах, в особенности.
Пилот качает головой, однако подчиняется, и весь его бунт сводится к ругательствам под нос.
— Лурдес, выведи картинку с кормовой камеры на все экраны, — продолжаю я отдавать распоряжения.
Вспыхивают яркие лучи прожекторов, которыми мы освещаем маяки при проведении работ, чтобы можно было разглядеть все эти чертовы крошечные винтики. Мониторы внезапно озаряются слепящей белизной, но уже в следующее мгновение камера фокусируется, и тогда…
— Хрена себе! — ахает Воллер.
На мониторе, подобно срезанной верхушке блестящего металлического лимона в черном чае космоса, перпендикулярно нам плавает корабль.
— Что-то я не… как это… — Лурдес округлившимися глазами таращится на экраны. Это действительно кажется фокусом: «А теперь все смотрим сюда — вуаля!»
Кейн ухмыляется мне.
— В космосе «низа» нет.
Эту фразу беспрестанно повторяют при обучении ремонтников комсети «Верукса», и потому не удивительно, что среди экипажей анализаторов она в конце концов обрела статус шутки. В предыдущем полете одна из моих подчиненных — Герта ее звали — повесила объявление над унитазом: «Может, в космосе низа и нет, но здесь-то он точно есть. Цельтесь, пожалуйста».
И все же тем из нас, кто вырос с землей под ногами и небом над головой, не так-то и просто усвоить концепцию, что в космосе не существует принципиальной разницы, над тобой или под тобой находится тот или иной предмет.
Я невольно улыбаюсь в ответ механику. Всего лишь на мгновение, впрочем.
Он смотрит мне в глаза на секунду дольше необходимого, и меня пронзает ощущение родства душ.
— Погодите-погодите, — снова привлекает к себе внимание Лурдес. Она щурится на мониторы, потом встает и нависает над Воллером, вглядываясь поверх его плеча, пока тот не отмахивается от нее, словно от назойливого комара. Нас разделяет по меньшей мере двадцать километров. Значит…
— Что он охрененный, — невыразительно завершает пилот. Ему явно не доставляет удовольствия, что он так крупно облажался. — И что нам теперь делать, кэп? Нам ни за что не принять пассажиров с такой громады…
— Только какой-то он… странный. — Лурдес пальцем обводит очертания корабля на экране: скругленный низ, заостренные корма и нос, темные пуговички иллюминаторов на видимом борту.