Мертвая вода. Смерть в театре «Дельфин»

Есть где-нибудь отдельный выключатель для освещения в фойе, или все управляется из-за кулис? Перегрин не мог вспомнить. Смешно. Зато вспомнил, что где-то в темном партере Эмили.

Он заглянул в зал и нашел ее у самых дверей.

– Эмили?

– Все в порядке. Я здесь.

Перегрин нащупал ее руку.

– Плохо дело, – торопливо сказал он. – Очень плохо, Эмили.

– Я слышала, как ты говорил по телефону.

– Они уже сейчас приедут.

– Ясно. Убийство, – произнесла Эмили, словно пробуя слово на вкус.

– Точно неизвестно.

Они говорили еще о чем-то. Перегрин слышал в собственной голове тоненький визг и ощущал болезненный холод. Испугавшись, что грохнется в обморок, он потянулся к Эмили. Они обнялись.

– Нужно вести себя, как полагается. А как это? Спокойно? Собранно? Такого не могут люди вроде нас.

Молчание нарушил странный звук: словно короткое прерывистое дыхание или невнятный голос. Оба одновременно выпалили:

– Слушай!

Охваченный неприятным предчувствием чего-то неизбежного, Перегрин отстранился от Эмили.

Потом зажег фонарик и пошел за его лучом по центральному проходу. Над головой нависал бельэтаж. И вдруг луч фонарика уткнулся в маленькое, чуть слышно дышащее тело; встав рядом на колени, Перегрин рассмотрел бесчувственного мальчика.

– Тревор, – позвал Перегрин. – Тревор…

За спиной Эмили спросила:

– Его убили? Он умирает?

– Не знаю. Что нам делать? Звонить в «Скорую»? Или снова в Скотленд-Ярд? Куда?

– Не трогай его. Я позвоню в «Скорую».

– Да.

– Слышишь? Сирена.

– Полиция.

– Я все равно позвоню. – И Эмили ушла.

Казалось, «Дельфин» мигом наполнился полицейскими в форме – с крепкими шеями и широкими плечами. Перегрин встретил сержанта.

– Вы старший? После моего звонка выяснилось еще кое-что. Мальчик. Ранен, но жив. Посмотрите?

Сержант посмотрел и сказал:

– Видимо, дело серьезное. Вы не трогали его, сэр?

– Нет. Эмили – мисс Данн, она со мной – звонит в «Скорую».

– Можно здесь зажечь свет?

Перегрин, наконец вспомнив, где выключатели, зажег лампы. В служебную дверь входили новые полицейские. Констебля поставили дежурить рядом с мальчиком и приказали сообщать о любых изменениях.

– Я хотел бы взглянуть на тело, если позволите, – сказал сержант.

В фойе Эмили говорила в трубку:

– Очень срочно. Действительно срочно. Пожалуйста.

– Позвольте, мисс, – сказал сержант и взял трубку. – Говорит полиция… – начал он безапелляционным тоном. – Будут через пять минут.

– Слава богу.

– Итак, мистер Джей… – Имя Перегрина сержант выяснил, как только появился.

– Я могу вернуться к мальчику? – спросила Эмили. – Вдруг он придет в себя и испугается? Я его знаю.

– Хорошая мысль, – сказал сержант с дежурной сердечностью. – Оставайтесь с мальчиком, мисс…

– Данн.

– Мисс Данн. Вы из театра, видимо?

– Да, – ответил Перегрин. – Мы были в новом ресторанчике на Уорфингерс-лейн и вернулись, чтобы укрыться от дождя.

– Вот как? Ясно. Хорошо, мисс Данн, оставайтесь с мальчиком и расскажите врачам все, что вам известно. Идемте, мистер Джей.

Возвращаться на заглубленную площадку было совершенно невыносимо.

– Да. Я вам покажу. Если не возражаете, я сам не…

– Наверх? – спокойно спросил сержант, словно спрашивал дорогу в туалет. – Вам необязательно подниматься снова, мистер Джей. Чем меньше топчут, тем нам больше нравится.

– Да. Конечно. Я и забыл.

– Может, просто подождете тут?

– Да. Спасибо.

Сержант пробыл на площадке недолго. Перегрин не удержался и, подняв глаза, увидел: полицейский, как и он сам, остановился на верхней ступеньке, затем вернулся и пошел к телефону. Проходя мимо Перегрина, он озабоченно сказал:

– Да, сэр, отвратительное дело.

Из разговора сержанта по телефону Перегрин услышал мало.

– Некий смотритель – Джоббинс, – и мальчишка, похоже, так. Хорошо, сэр. Да. Да. Хорошо…

Из дальнейшего бормотания Перегрин четко разобрал только одно слово.

«Ограбление».

Перегрин прежде и представить не мог, что шок, сколь угодно острый, или зрелище, хоть какое отвратительное, могут так его оглушить. Вот же, вот, на стене напротив той, где хранилось сокровище, сиял предательский квадрат отраженного света, а над головой Перегрина, стоящего на ступеньках, раскрытая шкатулка – ярко освещенная, хотя ей полагалось быть запертой и…

Перегрин приглушенно вскрикнул и пошел вверх по ступенькам.

– Извините, сэр. Погодите.

– Перчатка, – сказал Перегрин. – Письма и перчатка. Я должен их видеть. Мне надо посмотреть.

Сержант стоял рядом. Большая ладонь без излишнего нажима легла на плечо Перегрина.

– Хорошо, сэр. Хорошо. Только вам пока нельзя наверх. Ступайте к юной леди и больному ребенку. Что касается содержимого того застекленного ящика… Его открыли, и экспонаты, похоже, пропали.

Перегрин издал невнятный вопль и побрел в партер.

Следующие полчаса для Перегрина и Эмили были наполнены смятением и отчаянием. Пришлось напрячься и отвечать сержанту, который неторопливо записывал их ответы в блокнот. Перегрин говорил о рабочих часах и обязанностях, о том, что необходимо известить мистера Гринслейда и мистера Кондусиса; все это время он не сводил глаз с громадного указательного пальца, который сержант прижимал к гербу на синей обложке.