Внизу красовалась крупная, замысловато выведенная подпись: Елизавета.
У меня перехватило дыхание. Леди Елизавета не только выражала неудовольствие тем, что расследование не принесло быстрых результатов. Она настаивала, что в случае обвинительного приговора я должен непременно подать просьбу о помиловании, даже если мне самому судебный вердикт и представляется вполне справедливым. Следует ли мне сообщить об этом Пэрри? Но если леди Елизавета приняла решение, он не в состоянии отменить ее приказ. Возможно, Пэрри и миссис Бланш пытались переубедить свою госпожу, но безуспешно. Мне не хотелось отвечать на письма до тех пор, пока мы не допросим слесаря и не подкараулим близнецов. Завтра, возможно, я смог бы сообщить, что расследование наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Однако леди Елизавета требовала ответить «без промедления». Поразмыслив, я написал два совершенно одинаковых письма, адресованные ей и Пэрри; в них я перечислил все наши скромные достижения и заверил, что завтра непременно напишу вновь. Запечатав письма, я отнес их вниз и вручил хозяину постоялого двора, присовокупив к ним несколько монет — плату за то, что послания мои будут отправлены самой быстрой почтой, которая, согласно заверениям трактирщика, доставит их в Хатфилд уже завтра.
Тем не менее к завтраку я вышел в самом тревожном расположении духа. К моему удивлению, Тоби Локвуда еще не было. Николас сидел за столом в одиночестве и, слегка нахмурившись, читал какое-то письмо.
— От кого это? — спросил я. — Бьюсь об заклад, от Беатрис Кензи.
Николас молча кивнул.
— Я тоже получил сегодня письмо, от леди Елизаветы. Она сердится, что расследование продвигается слишком медленно.
— Послушал бы я, как она заговорила бы, приехав сюда и пошатавшись по улицам этого мерзкого городишки, — пробурчал Николас.
Я с изумлением взглянул на него; подобные непочтительные замечания были отнюдь не в характере моего помощника.
— Плохие новости от Беатрис? — осторожно осведомился я.
Он бросил письмо на стол.
— Она пишет о чем угодно — о погоде в Лондоне, о новых мерах безопасности, принятых столичными властями, о том, как пьяный нищий на улице обратился к ней с дерзкими словами, которых леди отнюдь не подобает слышать. Что же касается меня… — Ник криво усмехнулся, — то Беатрис выражает надежду, что, выполняя поручение леди Елизаветы, я сумею обрести важные связи в высшем обществе Норфолка.
Я невольно прыснул со смеху:
— Что ж, в ответном письме расскажи ей о своих новых блистательных знакомствах — о братьях Болейн, Грязнуле Скамблере и тех парнях, что огрели тебя по затылку в таверне.
— Боюсь, подобные шутки отнюдь не покажутся Беатрис забавными, — покачал головой Николас. — Но больше всего меня опечалило другое. Она сообщает, что познакомилась в церкви с каким-то молодым барристером и он стал за ней настойчиво ухаживать. Так что у меня появился соперник: Беатрис говорит об этом без обиняков.
— А имя своего нового ухажера она упоминает?
— Нет. Но можно не сомневаться: этот пройдоха обладает деньгами и нужными связями, — вздохнул Овертон.
— Она просто играет с тобой, Ник, — заметил я. — При первом же знакомстве Беатрис произвела на меня впечатление особы, весьма искушенной в женских хитростях и уловках. К тому же у нее есть опытная наставница — ее матушка.
— Вы совсем не знаете Беатрис, — нахмурившись, возразил Николас. — Она совершенно не похожа на свою мамашу. Если бы вы не были так циничны, когда речь идет о женщинах, то…
— …то уже давным-давно женился бы, — перебил я. — Только не на такой легкомысленной кокетке, каковой мне представляется твоя Беатрис.
Произнеся эти слова, я моментально пожалел о них. Увы, в то утро я был слишком раздражен, чтобы проявлять деликатность.
— Вы совсем не знаете Беатрис, — упрямо повторил Николас. — Мать плохо влияет на нее, это верно. Но сама Беатрис добрая и искренняя девушка.
К моему великому облегчению, этот неловкий разговор был прерван появлением Тоби. Он выглядел усталым, сквозь загар пробивалась бледность. Нынешним утром гребень явно не коснулся его бороды и волос.
— Простите, что опоздал, — извинился Локвуд. — Матери вновь стало хуже.