Мертвая земля

— Да, старому негодяю, дочь которого убили несколько недель назад. Если она походила на своего папашу, туда ей и дорога. А вы с ним знакомы? — спросил Эдвард, подозрительно прищурившись.

— Мне довелось встречаться с ним по делу, — кивнул я. — Гнусный старикан.

— Это верно.

— Вы могли написать мне и попросить денег. Я действительно очень за вас переживал.

— Прошу тебя, Эдвард, оставь свою гордыню, — взмолилась Джозефина. — Хотя бы ради Мышки.

— Ее зовут Мышка? — спросил я, посмотрев на малютку.

— Мы крестили дочь как Мэри, — ответила Джозефина, с нежностью глядя на спящее дитя. — Но между собой называем ее Мышка.

— Потому что она, можно сказать, родилась на Маусхолдском холме[7]

, — пояснил Эдвард более приветливым тоном, чем прежде. — В марте мы с Джози отправились туда — погулять, подышать свежим воздухом. И вдруг у нее отошли воды. Уж не знаю, как мы в тот день успели вернуться домой, да, милая?

— Еще бы! — вздохнула Джозефина. — Я всегда мечтала иметь детей, хотела окружить их любовью, которую не получала от своего приемного отца. Но теперь боюсь привязаться к дочке слишком сильно. Половина ребятишек в этом дворе умирает, не дожив до двух лет.

— Я сделаю все, чтобы Мышку не постигла подобная участь! — с жаром произнес я. — Если только вы мне позволите вам помочь.

Джозефина посмотрела на мужа. Тот прикусил губу. Я понимал, гордость — это все, что у него осталось. В комнате повисло напряженное молчание. Джозефина перевела взгляд на Барака.

— Твоя бедная рука по-прежнему болит, Джек? — с сочувствием спросила она.

— Временами.

— Вы совсем поседели, мастер Шардлейк.

— Как и все люди, я не молодею с годами.

— А вы как поживаете, мастер Николас? — повернулась Джозефина к моему помощнику, который был так потрясен окружавшим его убожеством, что, казалось, впал в оцепенение.

Услышав вопрос, он вздрогнул и провел рукой по спутанным рыжим волосам:

— Я? У меня все отлично. Надеюсь, что в следующем году стану адвокатом.

— О, адвокату никак нельзя обойтись без супруги, — шутливым тоном изрекла Джозефина.

— Думаю, за этим дело не станет.

— Боюсь, нам нечем вас угостить, — вздохнул Эдвард.

— Ничего страшного. Может, мы все вместе отправимся в какую-нибудь таверну? — предложил я.

— Таверны поблизости такие, что вы, едва войдя, броситесь наутек, — мрачно усмехнулся Эдвард. — Я хочу сказать… — он осекся и перевел дух, — хочу сказать, что очень благодарен вам… э-э-э… за предложенную помощь. Джозефина права: мы должны думать о ребенке. Мы задолжали за квартиру за три месяца. Если вы одолжите нам немного денег, мастер Шардлейк, это будет для нас настоящим спасением.

— Разумеется, я дам вам сколько потребуется.

Взгляд Джозефины устремился на шерсть и веретено, лежавшие на столе.

— Мы были бы рады пригласить вас остаться. Но я должна прясть в воскресный день точно так же, как и в будний. Завтра надо отдать готовую пряжу. Но прошу вас, приходите еще, — с чувством произнесла она.

— Только в следующий раз одевайтесь победнее, — предостерег нас Эдвард. — Наши соседи и к нам-то на первых порах относились с подозрением. Лондонцы для них — чужаки.

Пока я отсчитывал деньги за аренду, Николас и Барак ожидали во дворе, под прицелом множества любопытных взглядов. На прощание я коснулся крошечной ручки Мышки. Она взглянула на меня и расплылась в улыбке.

— Вы ей понравились, — обрадовалась Джозефина. — Она только-только начинает проявлять интерес к миру. Некоторые люди ей нравятся, другие — нет.

Как ни странно, я ощутил, что эти слова и младенческая улыбка задели какие-то чувствительные струны в моей душе.

На постоялый двор мы возвращались в подавленном настроении, почти не разговаривая друг с другом.

— Честные люди не должны так жить, — проронил наконец Николас. — Прежде я думал, что до подобной нужды могут докатиться лишь отпетые бездельники.

— Значит, жизнь преподнесла тебе неплохой урок, парень, — с легкой насмешкой заметил Барак. — Неужели ни разу не видел в Лондоне жутких дворов вроде этого?

— Видел, и очень часто. Но никогда не заходил внутрь.

— Мы с Эдвардом и Джозефиной решили встретиться вечером во вторник в таверне «Голубой кабан», — сообщил я и добавил с горечью: — Надеюсь, их туда пустят.

— Пустят, — кивнул Барак. — А вот вам с Николасом лучше снять ваши мантии.

— Эдвард сказал, что нам не стоит разгуливать по городу после наступления темноты. Это небезопасно.

— Я твержу вам то же самое третий день подряд.

Вернувшись на площадь Тумлэнд, мы услышали пение хора, доносившееся из собора. Человек, скорчившийся в нише у стены постоялого двора, по-прежнему лежал без движения, накрытый одеялом с головой. Подчинившись внезапному порыву, я наклонился и потряс его за плечо. Он не откликнулся. Я осторожно откинул край одеяла и едва не задохнулся от жуткой вони. Передо мной лежал совсем молодой парень, никак не больше двадцати лет от роду. Щеки его ввалились, по волосам сновали вши, взгляд полуоткрытых глаз был неподвижен. Вне всякого сомнения, человек этот был мертв.

— Похоже, бедняга умер с голоду, — заметил Барак.