Мёртвая зыбь

— А ведь ничем другим, кроме инопланетного вмешательства этого не объяснить.

— Да, гости из космоса стучатся в дверь.

— Кто стучится в дверь? — заглянула в переднюю Кира Андреевна. — Здравствуйте, Александр Петрович.

— Это был иносказательный стук, — объяснил муж.

— Миша, что же ты не проводишь гостя к себе?

— И то! В ногах правды нет. Пойдем сядем, поищем ее в этой самой пентаграмме.

Пентаграмма была разносторонним пятиугольником, полученном при разделении окружности на 11 частей (исходя из того, что = 22/7) фигурой с основанием из трех частей, двух длинных боковин тоже по три части, идущих от нее вверх и двух малых по одной части у вершины. (Так: 3+3+3+1+1 = 11). Эта странная фигура, заложенная в плане Стоунхенджа, оказывается, лежит в основе множества природных построений, что было непостижимо угадано Дюрером и отображено в его известной картине “Меланхолия”.

По телефону Протодьяконову позвонила Танюша, жена Званцева, и передала Саше, что обнаружила в почтовом ящике третью анонимную тетрадь.

Званцев с Протодьяконовым переглянулись.

— Извините, Михаил Михайлович, не терпится. Поеду, посмотрю. И, если не возражаете, позвоню, вам по телефону.

— Да, пожалуйста, вы меня раззадорили. Я ведь человек увлекающийся. А тут “черная маска” от науки, — и он улыбнулся.

Званцев приехал домой и, даже не сняв уличной куртки, углубился в третью тетрадь анонима.

В ней его ждал новый сюрприз.

Построение пентаграммы содержало основной угол, аноним назвал его “альфа”. Так этот угол или кратные ему углы присутствовали во всех геологических образованиях Земли, и вообще во всем, что на ней существует.

Званцев позвонил Протодьяконову и услышал возглас удивления в трубке.

А на следедующий день в 7 часов утра его поднял с постели телефонный звонок.

— Простите, Александр Петрович. У меня только что кончилась смена, и я звоню вам из дежурки. В другое время телефона у меня не будет, а на автомат у меня монет нет.

— Да кто это говорит? И чем служить могу?

— Я тот автор, который передал вам частями, чтобы вас заинтересовать, свою работу о Стоунхендже, Терешин Валентин Фролович, бывший офицер Советской армии. Я надеялся, что вы посмотрите мою работу. Неужели это просто чепуха?

— Нет, Валентин Фролович. Я познакомил с ней крупного ученого. Он весьма заинтересовался ею.

— Могу ли я поговорить с вами или с ним?

— Да приходите хоть сегодня в 9 часов. Адрес вам известен. Дверь рядом со знакомым вам почтовым ящиком.

— Да, я знаю, — на полном серьезе ответил Терещин. — В 9 по московскому времени буду у вас.

И точно в 9 у входной двери раздался звонок.

Званцев много читал о свидетелях посадок НЛО, якобы видевших космических пилотов, малорослых, с большими головами и огромными, косо расположенными глазами. И теперь он ошеломленно смотрел перед собой.

Перед ним стоял маленький, пропорционально сложенный человечек, не более полутора метров ростом, с мелкими чертами несколько скованного лица.

Званцев провел его к себе в кабинет и достал подброшенные в его почтовый ящик тетради.

— Не скрою, вы поразили нас с профессором Протодьяконовым своими запредельными для современной науки исследованиями. Расскажите, кто вы такой, владеющий такими знаниями?

— Я просто исследватель-любитель. Образование мое — танковое училище. После окончания нес службу в Кубинке, на танковом полигоне. Живу там, в военном городке вместе с женой и дочерью. Из армии ушел, не сочтя себя способным для несения военной службы. К такому выводу пришел, когда на моих глазах на Минском шоссе под машину попала женщина с ребенком, а я, стоял рядом, оцепенел от ужаса при виде мчащейся машины, и не сумел спасти несчастную, которую мог и должен был вытолкнуть из-под колес. Такие офицеры в армии не нужны, и я подал в отставку.

Званцев слушал необычайную откровенность незнакомца и размышлял о его странностях, начиная со службы в армии, куда людей его роста не берут, скованности лица и этого приговора самому себе, рассказанного едва знакомому человеку.

— И где же вы теперь, после Кубинки?

— Во главе старичков и старушек, охраняющих склады под Новым Арбатом.

— И занимаетесь Стоунхенджем?

— Я им заинтересовался еще в армии. Теперь в охране времени для этого прибавилось.

— Но почему вы обратились ко мне, далекому от таких проблем?

— Я прочитал ваш рассказ “Марсианин”, как он пришел к вам и в доказательство того, что он с Марса, передал рукопись, написанную неведомой письменностью на неизвестном языке, который не мог выдумать один человек. Расшифровать рукопись взялся у вас академик, прочитавший с помощью электронно-вычислительной машины иероглифы майя. Вот я и сыграл с вами в Марсианина по вашей схеме.

Званцев с удивлением смотрел на своего гостя. Недавно к нему приходил “Иисус Христос”, оказавшийся техником по телевизорам из Львова, обнаружившим в себе необыкновенную силу внушения и вообразившим себя Иисусом Христом. Так не с подобным ли случаем он имеет теперь дело?

Гость, словно прочел его мысли: