Мертвое море

— Но я знаю одно: парни вроде Сакса всегда выживают, умеют оставаться в живых. И если мы будет держаться рядом, то наверняка тоже выживем.

— Может, ты и прав.

— Конечно, прав. Поверь, если из этой крысиной норы и есть выход, то Сакс тот, кто его найдет. Так что подождем, будем следовать его плану и, может быть, чем черт не шутит, может быть, найдем других людей. Кого-то, кто знает, где выход, или хотя бы более-менее догадывается, в какой стороне его искать.

— И все же он мне не нравится, — упорствовал Менхаус.

Фабрини усмехнулся:

— Этот засранец никому не нравится. Но если мы хотим выжить…

— Тогда будем играть в его игру.

— Точно.

Менхаусу не хотелось играть в игру, правила которой устанавливают парни вроде Сакса. Это был верный путь в могилу.

— Мне не нравится то дерьмо у него на руке, — признался Менхаус. — Не знаю, что это, но с виду заразное.

— Так не танцуй с ним.

Менхаус выдавил смешок:

— Ты что-то легко к этому относишься, Фабрини. Слишком легко, черт возьми.

— Нет. Вовсе нет.

11

Насколько Кушинг мог понять, потоки времени в мертвом море были очень сильно искажены. Войдя в воронку, ты не обязательно выйдешь с другой стороны на том же самом временном отрезке. Время двигалось нелинейно, объяснял он Джорджу. Можно было попасть сюда в тысяча девятьсот пятидесятом, но выйти обратно в две тысячи десятом. Теория была дикой и квазинаучной, но смысла в ней оказалось больше, чем в других. По крайней мере, она хоть как-то объясняла случившееся с Элизабет Касл, которая попала сюда в тысяча девятьсот седьмом, но пробыла внутри не больше пяти лет.

— Она говорит, что в тысяча девятьсот седьмом ей было двадцать три, — сказал Кушинг. — Посмотри на нее, ей около двадцати семи. Ее время идет, видишь?

Джорджу пришлось согласиться.

— А вдруг здесь вообще нет времени, как мы его понимаем?

— Должно быть. Это универсальная константа, пространства без времени не существует. Они как гвоздь, на котором все держится. Время может замедляться или ускоряться, но не отсутствовать вообще. День сменяет ночь, значит, время идет. Если бы мы застряли в какой-нибудь временной петле, корабли даже не начинали бы гнить. Да и мы бы не изменились, — сказал он, рассмеялся и почесал щетину. — Я побрился в то утро, когда мы влетели в туман. Борода у меня растет. И что это значит?

— Не совсем тебя понимаю.

— Процессы. Процессы в моем теле все еще идут как обычно. Через пару месяцев у меня отрастет настоящая борода, а через пятьдесят лет она станет безумно длинной и поседеет.

Джорджу понравился пример. Время не стояло на месте. Возможно, теория Кушинга была верной. Она многое объясняла, например то, почему некоторые современные грузовые суда выглядели так, будто томились здесь уже несколько столетий, а какой-нибудь старый бриг казался относительно свежим и, хотя порос водорослями и грибком, даже близко был не в том состоянии, в котором ожидаешь его увидеть.

— Не удивляйся, если через неделю или месяц сюда заплывет древняя арабская галера или римская трирема, — сказал Кушинг.

Его слова ввели Джорджа в замешательство. Что, если они найдут выход, но их выкинет в Атлантику второго века? Или в тысяча девятьсот тридцать первый год? Что тогда? Думать об этом было бессмысленно. Время должно было само о себе позаботиться.

Главный вывод: мертвое море являлось пространством искажений.

И это относилось не только ко времени. На следующий день, по-прежнему черный как смоль, Кушингу и Джорджу довелось познакомиться с тетушкой Элизабет Касл, Эльзой. То еще зрелище: маленькое существо, будто сплетенное из прутьев и бечевы, белые как снег волосы, морщинистое, землистого цвета лицо. Она пользовалась тросточкой. Тетушка Эльза растерялась, когда Кушинг и Джордж представились ей, словно внезапно пробудилась ото сна.

— Моей тетушке иногда нездоровится, — сказала Элизабет, помогая ей сесть на одну из кушеток.

— Вздор! — воскликнула тетушка Эльза. — Я в полном порядке. Никогда еще не чувствовала себя так хорошо.

Старость вымыла цвет из ее глаз, и порой женщина словно теряла связь с реальностью и подолгу смотрела в одну точку.

Когда Элизабет ушла готовить кофе, тетушка Эльза сказала:

— Что ж, я давно ждала, что вы вернетесь, капитан Дорриган.

Эти слова она адресовала Джорджу.

— Не могу сказать, что рада вас видеть. Время вашего греха не искупило. Вы, сэр, серьезно провинились.

Джордж подождал объяснений, но их не последовало.

— Провинился?

— На вашем месте я бы подбирала каждое слово, — предупредила его тетушка Эльза. — Ваше преступление непростительно. Могу вас заверить, мой муж организует военно-морскую комиссию, которая расследует вашу халатность. Человек вроде вас не должен управлять кораблем.

Тут Джордж все понял.

— Э-э… Думаю, вы меня с кем-то путаете.

— Чушь! Не пытайтесь обмануть меня, сэр. Вы еще узнаете, как яростно я отстаиваю истину! Вы допустили халатность. Преступную халатность, повлекшую за собой смерть вашего экипажа. Допускаю, что вы и ваш адвокат… — она окинула Кушинга взглядом, — состряпали хитрый план, чтобы уйти от рук правосудия, но перед лицом Бога вы виновны.