— Ну, скажем, преступников было двое, и один из них пал жертвой другого, по принципу "концы в воду": так сказать, "эх, раз, еще раз!". Или убийца изначально имел две цели, и последовательно выполнял свой план. Или хочет отвести от себя подозрение, подставив неизвестным пока нам образом, кого-то другого. Может быть, это Любинка отомстила за смерть своего мужа, по какой-то случайности узнав, что Момо был его убийцей, или…
— Ладно, можешь больше не объяснять мне, какая я торопливая дуреха со своими скороспелыми выводами. Сам-то что думаешь по этому поводу?
— В эту сторону пока думать рано: маловато фактов. А вот насчет способа убийства и поведения жертвы, кое-какие соображения у меня имеются…
— А чем тебе не нравится перерезание горла? Вполне нормальный способ убийства для страны, в которой чуть ли не у каждого мужика на припасе в кармане нож.
— На припасе?
— Фольклор надо знать: "Из тюремного окошка, да вылезает атаман, финский ножик на припасе и заряженный наган…".
— Оно, конечно. Только, если я тебя подозреваю в чем-то серьезном, то ни за какие коврижки не позволю тебе подойти ко мне со спины, да еще и "с ножиком на припасе".
— А если при этом ты будешь крепко спать?
— Тогда — наверно. Но ты забыла, что Качевенда не был особенно пьян (как, скажем, наш приятель из Воеводины), и жаловался при этом на бессонницу. Человек в таком состоянии если и закемарит, то вполглаза.
— А если к нему подкрасться поближе к рассвету? — не унималась Таня.
— Тогда может быть, — вынужден был согласиться Клаутов, — предрассветный сон — при условии, что Момчилу удалось уснуть — самый крепкий. Именно в это время выходила "на дело" небезызвестная Сонька Золотая ручка. По крайней мере, обвинитель на суде именно за это коварство особенно ей пенял… А что ты скажешь о нашем "подпуковнике"? Ты заметила, что к нам он пришел напоследок, поговорив с остальными подозреваемыми?
— Да, вкусненькое оставил, как мы в детстве говорили, "на заглаточку"! Ты веришь, что после нашего сегодняшнего разговора он стал относиться к нам хоть чуточку менее предвзято?
— Жизнь, дорогая моя Татьяна, научила меня не верить никому, в первую очередь полицейским и фанатикам. А уж одержимым полицейским — тем более. Если он столь слепо ненавидит представителей нашей страны… Кстати, надо не забыть позвонить моему родственнику, он обещал уточнить генеалогию нашего Душана, — посмотрев на часы, спохватился журналист. — Думаю, через часик уже можно будет его побеспокоить: здесь, я заметил, рано встают.
— Как и во всех странах с жарким климатом, — рассеянно кивнула переводчица. — Мне нравится, что к четырем часам дня почти все сербские учреждения заканчивают работу: долгий вечер очень украшает жизнь, хотя для этого и приходится вставать Бог знает, когда. А тебе не кажется, — Татьяна решила вернуться к насущным проблемам, — что круг подозреваемых, все-таки, сужается?
— Как, тебе удалось заметить, что со смертью Качавенды на одного подозреваемого стало меньше? — шутовски изумился Клаутов. — Вот это глаз! Ни одной мелочи не упустишь…
— Немедленно прекрати издеваться! Прекрасно понимаешь, что подозреваемых становится действительно меньше…
— Согласен, минус один. Если же ты говоришь о другом, то объясни мне, неразумному, что ты имеешь в виду.
— Изволь. Йованка Качаведа, теоретически, вполне может быть зачислена в подозреваемые в убийстве Момчила: жены по разным причинам не редко отправляют своих правоверных к праотцам. Но: правдоподобно ли, и вообще, с какой стати ей было бы днем раньше с ножом лезть в мужской туалет и убивать Симича? Так что ее мы окончательно, на этот раз, "вычеркиваем". Логично?
— Предположим.
— Ох, не любишь ты признавать свою неправоту! Я помню, как ты с оговорками исключал женщин из числа подозреваемых… Но поехали дальше. Наши польские друзья… Их ты тоже подозревал — по принципу: подозрительны все! И что же? Я была готова еще согласиться — с известными оговорками, что они могли быть причастными к смерти одного человека, но двух?! Что, специально приехали из Польши, чтобы убить двух не знакомых друг с другом пенсионеров? Как-то не верится… И что же мы имеем?
— Действительно, что?
— А имеем мы в сухом остатке семейство Месичей!
— А им-то зачем отправлять на тот свет "не знакомых друг с другом пенсионеров"?
— Ты специалист по журналистским расследованиям, или я? Вот и ищи! Во всяком случае, Месичи, Симич и Качавенда — жители одной страны, и возможностей встретиться друг с другом когда-то раньше, и вступить в какие-то отношения, способные закончиться столь кроваво, у них могло быть несравненно больше, чем у Каминьских! В одном я полностью с тобой согласна: корни этих преступлений, скорее всего, кроются в прошлом.
— Звучит убедительно. Надо все это обдумать, а пока давай зайдем в эту "кафану" и глотнем горяченького, а заодно я позвоню своему семиюродному дядюшке: надо же его предупредить о возможном интересе к нему нашего "друга", а заодно узнать новости.