Мертвые сыновья

Даниэль, слегка покраснев, отвел глаза. «Опять за старое. Не понимаю людей, которые лезут со своими признаниями».

— Я старался его спасти. Понимаете? — продолжал тот. — Его обязательно нужно было спасти… И вот видите: я сам виноват. Не сумел…

Диего поднял чашку и, как всегда, только пригубил. Потом, поставив ее на стол, добавил:

— Он погубил меня.

Даниэль смотрел на него краешком глаза. «Это верно: парень погубил его», — подумал он. И опять, как и раньше, Даниэля потянуло к этому человеку и захотелось говорить, говорить, высказать все, что накипело на душе за долгие часы одиночества. «Придержи язык», — приказал Даниэль себе, потом он не раз страшно мучился и раскаивался в своей откровенности.

— Вы не виноваты, — сказал он вслух. — Вы поступали так, как считали правильным. Что вы могли сделать, если парень оказался из другого теста. Прорастают не все семена, которые мы сажаем. Все мы ошибаемся. Мы с вами знаем — так уж устроен мир. Если бы люди всегда могли убедить друг друга в своей правоте, мир стал бы иным. Но всего труднее убедить самого себя.

Даниэль говорил только для того, чтобы не молчать; кто-то должен был говорить в этой напряженной тишине, стеной встававшей между ними. Он знал, что болтал чепуху. Говорил пустые, ничего не значащие слова, которые не говорят в такие минуты. Но что он хочет? Чтобы я возражал, читал, как он, нравоучения? Нет! Время идей и митингов ушло. Все это очень давно кончилось.

— Вы понимаете, мой друг, он погубил меня, — повторил Диего, глядя прямо в лицо Даниэлю. Он молча выдержал его взгляд. А Эррера продолжал:

— В последние дни я был очень уверен в нем. Думал, что сумел его приручить.

— Бегство — не самое страшное, — проговорил Даниэль. — Это легко понять. Но вот то, что он сделал с Сантой… Вы действительно считали, что он не способен на это?

Теперь умолк Эррера и отвел глаза. Слегка пожал плечами, но так незаметно, что Даниэль подумал: «Нет, мне померещилось».

— Ну что ж, — произнес он. — Не знаю, что еще сказать вам. Во всяком случае, меня предупредили. Я знаю эти горы лучше всех. Что смогу, сделаю для вас.

Диего Эррера стиснул зубы. «Я попал в точку, — догадался Даниэль. — Кажется, ему хотелось, чтобы я пожалел парня. В конце концов, что он ожидал услышать от меня? Что он ожидал?»

— Спасибо, — ответил Эррера. — Я надеялся на вас. Вам я верю. Не знаю почему, но я сразу же решил, что именно вы его найдете.

Будто страшные когти вцепились Даниэлю в грудь. Он оцепенел и молча смотрел на Диего, который уже встал и застегивал пуговицы своего черного плаща. «Ах ты старая лиса. Тебя не раскусишь сразу», — подумал Даниэль с яростью.

Диего Эррера поднес ко лбу маленькую жесткую руку. Потом открыл дверь, вышел и сразу же скрылся в тумане. Даниэль выплеснул в огонь сусло из его чашки, — на секунду пламя сверкнуло маленькой молнией, — взял ружье и вышел.

Рядом с ущельем стволы деревьев казались черными столбами, а дальше терялись в молочной белизне, густой, как дым горящего утесника. «Ни зги не видно», — подумал Даниэль. Влажный воздух окутал лицо, оно сразу же покрылось мелкими, липкими капельками. Даниэль поднял воротник куртки, втянул голову в плечи и зашагал в горы.

Глава шестая

Около десяти поднялся ветер и стал разгонять туман. Его белоснежный полог, цепляясь за деревья, рвался на мелкие лоскутки, которые легко покачивались на ветках. Даниэль устал. Он шел быстро, как в те далекие времена в Энкрусихаде, а ему теперь было далеко не пятнадцать лет.

Его путь лежал меж двух склонов, и он все время слышал отдаленный лай собак. «Я вступил в волчьи владения», — подумал Даниэль. По вершине горы ходили осторожные хищники. «Здесь начинается царство голодных волков. Через неделю они станут спускаться к селению. Помнится, как-то в начале октября один дошел до самой деревни и набросился на ребенка». Это случилось давно, очень давно. Сколько лет прошло с тех пор?! «Волки приносят только зло. От их воя разламывается голова. Скоро, когда выпадет снег, я буду слышать их каждую ночь, — удовольствие небольшое. Меня всегда раздражал их вой, даже издали. Вой проникал на чердак, и мне приходилось затыкать уши. Вероника тоже не любила, когда выли волки. Она не часто плакала, но однажды пришла ко мне вся в слезах и сказала: „Волки не должны так выть“. Я согласился: „Да, надо что-то сделать, а то вечно приходится затыкать уши“. Вероника добавила: „Если иначе нельзя — надо их уничтожить“. — „Это очень в духе Корво“, — посмеялся я. Она печально улыбнулась: „Всё в духе Корво, всё, и искать смерть в лесу — тоже“».

Даниэль остановился. Он стоял на вершине Нэвы. Уже несколько часов карабкался он по скалам. Болела правая нога: вероятно, что-то попало в ботинок. Даниэль открыл затвор и внимательно оглядел патрон. Закрывая затвор, со странным удовольствием услышал негромкий щелчок «клак!».