Мертвый город

За эту «мёртвую зону» командир регулярно якшал эНШа (начальника штаба), опасаясь, что в очередной проверочной комиссии найдётся какой-нибудь Зоркий Сокол и устроит всем подряд геноцид за этакую прореху в системе обороны объекта. Но все Зоркие Соколы со свистом пролетали мимо, в суете рыбалок и прогулок на патрульном катере по Волге никто ничего не замечал. А по-другому там огневые точки не посадишь, чтобы покрыть перекрытое пространство (пардон за тавтологию), нужно сносить к чёртовой матери забор и ворота — так что всё как было, так и осталось.

Помимо этого, Миша рассказал про офицеров, кто чем дышит и к кому на чём можно подъехать, и поведал страшную тайну о некоторых особенностях «усиления». Миша поддерживает отношения со многими военнослужащими батальона, знаком с их семьями, поэтому в курсе, что полная самоизоляция батальона… на самом деле не такая уж и полная.

У подавляющего большинства военнослужащих в городе живут родственники. И каждое воскресенье у КПП выстраивается очередь вот этих самых родственников: в этот день военным позволено недолго пообщаться с семьёй и поделиться пайком, который по инициативе комбата выдают «за усиленный вариант службы». Многие семьи военнослужащих, кстати, только этим и живут и не умерли с голоду благодаря решению комбата.

— Вариант неплохой, но… до воскресенья ждать долго, — отказался от идеи Стёпа. — Нам нужно во что бы то ни стало встретиться с комбатом уже сегодня, до исхода дня. Встретиться, сообщить, что семьи офицеров свободны, и… устранить кураторов, которые засели в батальоне.

В том, что на территории военного городка есть «кураторы», Стёпа был уверен на тысячу процентов. По-другому просто не может быть, в таких случаях «личное участие» — это основной принцип контроля.

Потом Миша набросал общую схему: периметр, штаб, узел связи, караул, казармы, автопарк, склады АТВ и ГСМ, по ходу работы комментируя особенности и делая пометки. Между делом мы договорились насчёт противогазов. У управдома стоял целый ящик этого добра, сладились поменять один противогаз на банку тушёнки. Тушенку занесём завтра, противогазы заберём сейчас. Такой бартер чрезвычайно обрадовал Иваныча, и он в качестве бонуса презентовал нам три комплекта Л-1.

— Вот спасибо, — поблагодарил Стёпа. — А то у нас «барсы» совсем без ИСЗ, даже как-то неприлично в Арсенал с ними идти.

Когда уже почти всё было готово, сверху прибежала взъерошенная Нинель (она ходила домой собирать вещи) и сообщила, что срочно требуется наше вмешательство.

* * *

Помните коридорную охотницу Любу, что терроризировала соседей по поводу еды для своих детей? Так вот, эти самые соседи сказали, что она уже вторые сутки ни к кому не пристаёт и вообще не показывается. И свёкра её примерно столько же времени никто не видел.

На стук никто не открывает… И из их квартиры пахнет мясом.

Для тех, кто запамятовал, в реалиях какого Города мы живём, могу поделиться выводом, который сразу напрашивается по итогам вот таких соседских наблюдений. В обморок падать не надо, но, судя по всем признакам, в этой квартире кого-то съели. Ну и, без вариантов, скорее всего кого-то из детей. Потому что Любу свёкор регулярно использует, она нужный человек, а от детей только одни проблемы, всё время есть просят и плачут.

— Вот чёрт, не успел! — досадливо воскликнул я.

— Что не успел? — уточнил Стёпа.

— Давно хотел зарубить этого козла! Или зарезать. Всё как-то руки не доходили.

Стёпа внимательно посмотрел на меня.

Светили, как обычно, лучиной, пламя неровное, хаотичное. Возможно, в пляшущем свете лучинки командиру показалось, что я нестабилен.

— Этот козёл её насиловал, — пояснил я. — Жрал рыбу на стороне, детям ни крошки не приносил. Голодали они. А теперь — вот такая беда…

— Ну-ну…

Постояли у двери Любиной квартиры, постучали, понюхали.

Тихо, никто не отвечает. Из квартиры действительно доносится запах наваристого мясного бульона. То есть не то чтобы слабенький такой отголосок, «вчера варили — сегодня наносит», а весьма интенсивный. Понятно, что варят прямо сейчас.

Дверь железная, открывается наружу. Управдом сходил вниз, притащил домкрат, совместными усилиями открыли за пять минут.

Вошли.

Люба жива-здорова, улыбается, вид у неё такой плывущий, как у крепко пьяной, в глазах сумасшедшее блаженство:

— У нас теперь есть еда! Всё хорошо теперь у нас…

Сытые дети спят, завернувшись в тёплые одеяла.

А в ванной — кровища, кости, мясо, требуха…

В углу валяются отрубленные кисти рук и оскаленная лохматая голова.

Нинель выбежала порычать — уж на что вроде бывалая врачиха, всякое повидала.

Меня тоже слегка замутило, попятился к выходу.

Все прочие также поспешили выйти в коридор.

— Это свёкор? — спросил я управдома.

— Он самый… Царствие небесное. Самодур был, не дай бог. Но всё равно ведь человек. Разве можно — вот так…

Перед тем как откланяться, Стёпа провел с управдомом небольшой инструктаж в формате «Людоед в вашем доме».

По этическим соображениям я опущу основные рекомендации, даденные управдому, а сразу перейду к вторичным.

— …А детей по соседям пусть разберут.

— Думаешь, без этого не обойдётся?