Мертвый Город

– Не верю тебе. Ты врешь.

Отпускаю его одежду, потом резко вскидываю руку, хватая его за горло, толкаю и одновременно делаю подсечку. Клаус падает, будто подкошенный. Я сразу же наваливаюсь сверху, вытягивая из кобуры пистолет. Взвожу курок и упираю ствол ему в горло под самый подбородок. Руки у Клауса свободны, но он не шевелится, сперва испуганно, а после зло, глядя на меня.

– Говори! – приказываю я.

– Что тебе говорить?

– Не играй со мной словами, Клаус. Я сейчас серьезен, как никогда, и если ты мне не расскажешь все, что я хочу знать, я убью тебя.

Он молчит и смотрит на меня. Ни тени его вечной усмешки в глазах. Но и ни тени страха.

– Ты уверен? – спрашивает он.

– Говори, – отвечаю, – откуда ты знал, что нельзя входить в зеленую дверь.

Клаус не спешит отвечать и тянет время.

– Эй, вы что устроили? – слышу голос Рыжего за спиной, но не оборачиваюсь. – Парни! Успокойтесь!

Я молчу, как молчит и Клаус. Мы глядим в глаза друг другу.

– Да, – наконец произносит он негромко, – я знал, что дверь – это ловушка.

– Откуда? – быстро спрашиваю я.

– Я не могу сказать, – совсем тихо отвечает он.

– Ты не оставляешь мне выбора, – не уверен, готов ли убить Клауса, да и вообще я вдруг нахожу, что веду себя чересчур неадекватно, что ли. Тем не менее, я делаю вид, что собираюсь выстрелить. Отстраняюсь от Клауса и раскрываю ладонью вторую руку, чтобы меня не забрызгало кровью.

– Подожди! – вскрикивает Клаус.

– Макс! Ты спятил?! – надрывается за моей спиной Рыжий. – Убери пушку!

– Давай договоримся…

– Ты не в том положении, чтобы торговаться со мной, – обрываю я зло.

– Тем не менее, – настаивает Клаус, – давай все же договоримся, что когда мы найдем точку выхода, я расскажу тебе все, что ты хочешь знать из того, что знаю я сам, – он делает короткую паузу и добавляет, – а ты расскажешь мне то, что обещал еще там, у фонтана. Но одно ты должен знать – я сделаю все, чтобы мы смогли без потерь добраться до цели. Я сам этого очень хочу. А насчет Кати… Мне действительно очень жаль. Я старался удержать ее и остальных от опрометчивых действий. Я предупреждал, но меня не слушали. Даже ты.

Мне нечего возразить на последние слова. Да, он предупреждал. Мало того, едва стрельбу не устроил. А Катя… Я прекрасно помню, как она держала пистолет у его головы, и как она требовала не мешать ей, и как сильно она хотела поскорее выбраться отсюда.

Глупо. И обидно. И винить некого, потому что сама виновная погибла. А вина Клауса…

– Кто такая Наталья?

– Откуда мне знать? – у него получается в таком положении пожать плечами.

– Ты знал, что она тварь?

– Практически был уверен в этом, но проверить не мог. Все мои попытки «созерцать» проваливались.

Ярость вдруг пропадает, исчезает и злоба, оставляя после себя горькое послевкусие и усталое разочарование.

– Так как, мы договорились? – очень серьезно спрашивает Клаус.

Прячу пистолет в кобуру и встаю на ноги.

– Договорились, – киваю, – но с одним условием. – Если кто-нибудь из нас пострадает по твоей вине, тебе не сдобровать.

– Но я же сказал, что…

– Клаус, – перебиваю его на полуслове, – ты можешь говорить, что угодно, но запомни то, что сказал я.

– Ты настолько мне не доверяешь? – он поднимается и начинает оттряхиваться.

– Настолько, – отвечаю холодно.

– Почему?

«Потому что ты уже пятнадцать лет, как мертв», – едва не вырывается у меня, и его вопрос остается без ответа. Все, больше не хочу с ним разговаривать.

Способность ясно мыслить окончательно возвращается ко мне. Способность рассуждать трезво не отстает, и теперь собственная вспышка ярости, направленная на Клауса, кажется мне чересчур эмоциональной. Однако, должен признать, его реакция на мою агрессию оказалась более чем спокойной. Почему? О чем он не может рассказать? Что он может знать? Новые вопросы, и ни одного ответа. Лишь догадки, полные предположений и гипотез. Надеюсь только, что Клаус искренне хочет выбраться из этого мира, как и все мы. Все мы… Нас осталось уже четверо…

Семен помогает Соне подняться с пола. Она уже пришла в себя и, держась за парня, встает на ноги. Оглядывается вокруг беспокойным взглядом, спрашивает негромко о чем-то Рыжего. Тот, опустив голову, качает ею из стороны в сторону, и лицо девушки сводит гримасой скорби. Ее большие синие глаза наливаются влагой, и слезы, прочерчивая светлые дорожки, катятся по грязному лицу. Она опускается на колени, придерживаемая Семеном, и закрывает лицо руками, содрогаемая беззвучным плачем. Шлем ее где-то потерялся, и сейчас бывшие некогда светлыми длинные волосы лохматыми прядями скрывают ее лик.

Я не расскажу своим друзьям о том, что видел там, за дверью Я не расскажу, что видел Катю. И о том, что она была еще жива. Я просто не смогу этого сделать.