Мертвый город

– Трудно удержаться от любопытства, – объясняет он, как бы извиняясь, и чешет затылок. У него большие ступни и ладони при тонких лодыжках и кистях. Это смотрится немножко странно; в результате он выглядит малость непропорционально сложенным, как бы подростком, чье тело еще не выросло до конца, – хотя, если верить Эмми, ему всего на пару лет меньше, чем нам. Пожалуй, именно поэтому трудно сердиться на него.

– Интересно ведь, что же тут случилось, – продолжает Роберт. – Там на одном из столов в кухне стояла чашка. Будто кто-то поставил свой кофе и вышел на улицу принести газету, а потом просто…

Туне заканчивает предложение за него.

– …Исчез, – говорит она тихо.

– Да, – соглашается Роберт. – Точно.

Убираю хлеб с огня, снимаю кусочки с шампура и протягиваю Туне. Она смотрит на них и говорит:

– Хорошо прожарились.

И только потом кусает. Пусть я сожгла хлеб до такой степени, что он наполовину превратился в уголь, ее слова приносят мне облегчение. Она выражается в своей обычной манере, несмотря на то что устала и ее мучает боль. Скорее язвительно, чем грустно.

– Имеются какие-то теории на сей счет? – спрашивает меня Эмми.

Я засовываю руки в рукава свитера, сажусь на свой коврик и отвечаю:

– Все есть в папке.

– Да, да, – Эмми кивает. – В папке. Но ведь тебе известно все об этом месте. Ты не могла бы рассказать нам?

Прикусываю щеку, но потом замечаю, что Макс и Роберт впились в меня взглядами, и, резко выдохнув скопившийся в легких воздух, сдаюсь.

– О’кей. Конечно. Само собой, могу.

Потом какое-то время размышляю о том, с чего начать. Ищу ниточку в голове, за которую нужно потянуть; одновременно окидываю взглядом площадь, глазеющие в нашу сторону пустые оконные проемы, холодные булыжники под нашими ногами. Небо далеко вверху. На нем звезды. Я никогда не видела Млечный Путь, пока мы не оказались в Сильверщерне.

– Полицейское расследование закончилось практически ничем, – начинаю нерешительно. – Это вам известно, это есть в…

Вижу, как Эмми начинает ухмыляться.

– Да. Ну да ладно, черт с ним. Само собой, есть теории. Большинство, похоже, верит, что произошло массовое самоубийство. Как в Джонстауне. Вы наверняка помните историю религиозной общины в Южной Африке, где сумасшедший проповедник вынудил девятьсот человек покончить с собой?

– Если он вынудил их, речь идет скорее о массовом убийстве, – бормочет Эмми.

Я не обращаю на нее внимания.

– А ведь есть определенное сходство, – вступает в разговор Макс. – Некий культ, изолированное место, харизматичный псих…

– Не знаю, можно ли назвать подобное культом, – говорю я. – По-моему, многие называли их сектой. Хотя, пожалуй, напрасно. Они ведь не отделились от Шведской церкви, поэтому считались самым обычным приходом.

– Давайте не будем играть словами, – вмешивается Эмми. – Это был культ. Независимо от того, как его называли.

Прежде чем я успеваю ответить, слово берет Туне:

– Да. Такой момент там присутствовал. Это ведь заметно по письмам. Помимо прочего.

– Ты имеешь в виду письма Айны? – спрашиваю я, и Туне кивает.

– Итак, нам не особенно много известно о событиях в Сильверщерне в последние месяцы, – продолжаю я. – Последнее имеющееся у нас письмо от Айны датировано маем пятьдесят девятого года. Я искала письма от других за тот же период, поскольку наверняка существовали и иные семьи, имевшие родственников за пределами города, но ничего не нашла. Люди не хранили их, или же те потом просто затерялись – ведь сколько лет прошло… В материалах расследования есть свидетельские показания близких, но они мало что дают. Поэтому все теории относительно церкви и пастора базируются на пустых измышлениях.

– Но ведь случившееся каким-то образом связано с ним, – говорит Эмми. – Не так ли? Вряд ли это просто совпадение, что все дружно начинают сходить с ума по этому парню, а потом так же дружно исчезают…

– Ну, не скажи, – снова вступает в разговор Туне с непроницаемой миной на лице. – Есть ведь и такие, кто свято верит, что всех похитили пришельцы.

– Лично я голосую за это, – говорю я, ухмыляясь. – Поэтому если ночью кто-то увидит тарелку, сообщите остальным.

Эмми закатывает глаза. У нее дергаются уголки рта, и это вызывает у меня странную реакцию, некий прилив теплых чувств – как напоминание о нашей прошлой близости.

– Хотя, если говорить серьезно, возможно, связь и существует, – продолжаю я. – Согласно самой распространенной теории, имела место добровольная миграция. К примеру, пастор сказал, что Господь повелел ему забрать с собой весь приход на север, и они умерли по пути. Подобное уже случалось. Исторический блог «Наше темное прошлое» сравнивает это с крестовым походом детей в тринадцатом веке. Религиозные идеи могут оказывать на людей весьма своеобразное действие.

– Все-таки странно, что никого так и не нашли, – говорит Макс. – Все равно после них должны были остаться какие-то следы. Когда мигрируют пятьсот человек, это можно отследить по каким-то признакам, особенно вблизи от исходного пункта.

– И это не объясняет обнаружение младенца, – поддерживает его Эмми. – Не так ли?

Я качаю головой.