Мертвый город

По обеим сторонам от нас возвышаются дома. Но сколь бы идиллической ни выглядела картинка спящего вечным сном города, теперь ей не обмануть меня. Я иду быстрым шагом по улице, беспощадно давя нежные подснежники и крокусы, которые в конечном итоге сумели пустить корни в ее пыльной земле, некогда плотно убитой шагами множества ног. Проржавевшие насквозь почтовые ящики висят вкривь и вкось на тонких деревянных столбах. У них остроконечные крыши и металлические цифры на лицевой стороне. 16. 17. 18.

– Туне!

Мой голос начинает слабеть. Неужели я в самом деле жду, что она ответит?

Где она может быть?

Против собственного желания я слышу, как странный смех с видеозаписи эхом отдается в моей голове. Вижу силуэт за пеленой дождя…

Я, конечно, еще надеюсь, что она упала и снова поранилась или усугубила старую травму и валяется где-то в канаве, потеряв сознание от боли или температуры. Но какова альтернатива?

Мы здесь не одни.

Я по-прежнему не могу смириться с мыслью, что Сильверщерн, мой пустынный, заброшенный город, пожалуй, не так уж и мертв. Что кто-то ждал нас здесь. И этот кто-то, наверное, забрал Туне, а теперь, прячась в тени, наблюдает за нами…

И мне никак не избавиться от этой мысли.

Роберт догоняет меня, и я останавливаюсь перед грязно-серым, некогда явно светлым домом. Белый пластмассовый ящик для цветов, прежде аккуратно висевший под окном, покосился и треснул; по бокам видны черные полоски земли.

Когда я закрываю глаза, жаркое апрельское солнце ощутимо обжигает мои веки.

Роберт кладет руку мне на плечо; я стряхиваю ее и качаю головой.

– Нет.

– Она не имела в виду ничего плохого, – говорит Роберт.

Я открываю глаза.

– Что?

– Ты права, – продолжает он тихо. Я слышу нотки сомнения в его голосе. – Мы разговаривали об этом. Я и Эмми. Она сильно сомневалась, что ты станешь ее слушать.

Он выглядит таким искренним, таким честным… что я не знаю, можно ли верить ему. Подобное лицо люди обычно делают, пытаясь добиться чьего-то доверия. Но далеко не всегда они правдивы…

Не отвечая, я гляжу вдаль и кричу:

– Туне! Туне, ты слышишь меня? Это Алис! ТУНЕ!

В ответ ни звука. Ничего, кроме шума моего собственного порывистого дыхания и ветра, со свистом прогуливающегося сквозь разбитые окна.

Не могу стоять на месте. Окидываю улицу взглядом, провожу пальцами по волосам и направляюсь назад к перекрестку. Когда солнце начинает бить мне в глаза, я приставляю ко лбу ладонь козырьком, останавливаюсь и щурюсь, смотря вдоль другой улицы.

Меня окружает тишина.

А потом все вокруг словно замораживается, останавливается на мгновение. Происходящее расщепляется на множество коротких временных отрезков, каждому из которых соответствует одна картинка, а вместе они составляют короткий фильм. На первой я стою. На второй поднимаю руки к ушам. На следующей, приседая на корточки, как можно ниже пригибаюсь к земле. Далее резко зажмуриваюсь. Пытаюсь защитить органы чувств от резко нарастающего страшного грохота, прокатившегося над городом.

Это взрыв. И прогремел он в районе городской площади.

Сейчас

Сначала я чувствую запах и только потом вижу дым.

Он черными клубами поднимается над городом и, повинуясь ветру, ползет в нашу сторону; я бегу ему навстречу, и он заставляет меня кашлять, попадая в легкие. Я в довольно хорошей форме, но все равно уже успела запыхаться и начинаю отставать, а Роберт меня не ждет. Сейчас он меньше всего думает обо мне, Туне или о себе самом. Он бежит к Эмми.

Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь восстановить дыхание, кашляю в ладонь и устремляюсь вдогонку за ним.

Зрелище, представшее перед нами, напоминает кадры из фильмов о войне. Закоптелые, обгорелые останки одного из автофургонов разбросаны по всей площади. Наши вещи все еще горят, и именно от них валит этот черный дым. Второй фургон взрывом отбросило в сторону, и он лежит на боку. Его белый корпус сплошь покрыт черными пятнами сажи, а колеса оплавились от жара.

«Вольво» Макса швырнуло в стену ратуши. Его синий кузов жутко искорежен, будто неведомый великан сжал автомобиль в своей могучей руке.

Большинство росшего между булыжников вереска охвачено огнем; тонкие языки пламени быстро расправляются с ним и гаснут, больше не находя себе пищи.

У меня все еще звенит в ушах.

Я смотрю через площадь и вижу, как Макс и Эмми подбегают к ней с другой стороны и резко останавливаются. Конский хвост, ранее украшавший голову Эмми, растрепался, и рыжеватые от хны волосы в полном беспорядке. Даже среди всего этого хаоса я замечаю, как ее взгляд находит меня. Наши пожитки еще полыхают, но уже чернеют и превращаются в пепел. Почти невозможно различить, что чем было.

Над нами на васильковом небе по-прежнему ярко светит солнце.

– Эмми, – хрипло кричит Роберт; беспокойство за нее еще не уступило место чувству облегчения.

Я вижу, как Эмми берет Макса за руку и что-то говорит ему. Потом они начинают осторожно двигаться в нашу сторону, стараясь держаться ближе к зданиям и дальше от огня, по-прежнему бушующего вокруг.