Мертвый город

В больнице Туне была ужасно молчаливой, еще менее разговорчивой, чем обычно. Едва отвечала на мою болтовню. А я, в свою очередь, говорила быстрее, чем всегда, пытаясь заполнить словами каждое мгновение, лишь бы избежать тишины. Порой, находясь там, я даже спрашивала себя, хотела ли она вообще, чтобы я приходила туда.

Однако когда я собиралась уходить, Туне всегда цеплялась за меня с такой силой, словно я – спасательный круг, а она тонет. Поэтому я все равно продолжала навещать ее, пока она однажды не позвонила мне на мобильник и не рассказала, что снова находится дома. Словно ничего никогда не происходило.

Я не видела ее по-настоящему больной. Мы особо не разговаривали об этом. А в тех немногих случаях, когда касались данной темы, она просто рассказывала о своих ощущениях.

«…Отчаяние. Страх. Порой мне казалось, что я – моя мама и нахожусь в Сильверщерне. Иногда я слышала голоса. Они пытались раскрыть мне какие-то тайны».

Однако Туне уже давно заводила речь об этом с единственной целью – убедиться, что я никому не расскажу о ее проблеме. Ей ведь стало лучше. Она же чувствовала себя хорошо.

Пока принимала свои лекарства…

У меня перехватывает дыхание, когда в памяти всплывает картинка – Туне за кухонном столом Биргитты, – и я снова пытаюсь не дать волю слезам. Я не хочу видеть эту картинку. Не хочу понимать, что она могла означать.

Туне же уверила меня, что с ней все в порядке.

Она ведь сказала так.

Почему я послушала ее?

Все молчат. Я пытаюсь побороть слезы и снова обрести нормальный голос. Мне очень хочется, чтобы кто-то из остальных произнес хоть слово, нарушил тишину. Лишь бы мне не пришлось говорить то, что я должна.

– Нам надо выбираться отсюда, – наконец бормочет Эмми. – Мы не можем оставаться здесь. Нам необходимо привести помощь.

– Как? – спрашивает Макс. – Ты же видела машины. Вернее, то, что от них осталось.

– Мы можем идти пешком, – говорит Эмми.

Роберт откашливается.

– До ближайшей автострады три десятка километров по труднопроходимой местности. И на ней не было никакого движения. А где находится ближайшая автозаправка? Еще в паре десятков километров по дороге, верно?

– Не нужно кого-то искать, – возражает Эмми. – Главное – выбраться из мертвой зоны.

– И сколько времени это у тебя заняло? – спрашивает Роберт.

– Сорок пять минут, – отвечает она. – Мне пришлось ехать по лесу, очень аккуратно, поэтому все заняло так много времени. Но я не знаю, как далеко получится, если идти по прямой.

Я поднимаю взгляд и вижу, как Эмми выуживает свой телефон из кармана. Пытается оживить его, затем качает головой.

– Последний разговор полностью посадил аккумулятор, – говорит она. – А как дела с вашими?

Роберт тоже качает головой. У меня нет необходимости проверять свой – мне и так известно, что он «мертв».

– Мой на нуле, – сообщает Макс.

– Где был твой зарядник? – спрашивает Эмми. – В «Вольво» или в автофургоне?

– В «Вольво».

– А у тебя есть автомобильный зарядник? – взволнованно спрашивает Эмми Макса. – Который можно засунуть в гнездо прикуривателя?

У Макса оживают глаза.

– Да, по-моему, – отвечает он. – В бардачке.

Роберт качает головой.

– Движок «Вольво» помер, – говорит он. – Ты же видела, как выглядит его машина; нет ни единого шанса, что…

– Но не генератор, – перебивает его Эмми. – Он же находился во втором фургоне. И, вполне возможно, уцелел. Если нам удастся подключить к нему зарядник Макса, мы сможем оживить его телефон. А после этого надо будет пройти еще тридцать-сорок километров, чтобы оказаться в зоне приема.

– Для этого надо вернуться на площадь, – напоминает Макс. – Но мы же не знаем, вдруг второй фургон тоже взорвется…

Эмми смотрит над крышами домов.

– Дым больше не идет, – констатирует она. – А машины не взрываются сами по себе. Если рванула канистра с бензином, нет оснований считать, что второй фургон тоже опасен.

– Дело не в фургоне, – бормочет Роберт. Ему не требуется больше ничего добавлять.

У меня озноб пробегает по коже. И дело вовсе не в том, что я продрогла, а скорее, во все еще витающем в воздухе запахе дыма – он постоянно напоминает об угрозе, прячущейся в обманчивом спокойствии, царящем вокруг нас.

– Нас гораздо больше, – говорит Эмми Роберту. Ее лицо напряжено; судя по нему, она не собирается выслушивать никаких возражений. – Что такое один против четверых? И нам незачем находиться там долго. Надо только прийти туда, найти зарядник, повернуть ключ и дать телефону зарядиться. Мы будем настороже и заберем все необходимое из грузового отсека. Еду и воду. Все, что уцелело.

Я знаю, что должна молчать, но у меня не получается.

– Туне не виновата, – бормочу я стылыми губами. – Это не могла быть она. Она не сумасшедшая. У нее нет склонности к насилию, такого за ней никогда не замечалось. Она просто… больная.

Потом я слышу, как Макс говорит приглушенным голосом:

– Если не она, то кто, Алис?