…этика и альтруизм человека являются столь же несомненным продуктом естественного отбора, как и его нервная или эндокринная система. ‹…› Порожденный этим отбором комплекс общечеловеческих чувств и эмоций представляет собой универсальный язык, связывающий человечество в единую семью{464}
.Каким способом протекает эта эволюция? Особых генов, делающих человека альтруистом или святым, видимо, не существует. Но существуют наследуемые черты характера и личные склонности, определяемые в том числе индивидуальными особенностями в работе различных гормонов или в степени реактивности нервной системы. Вероятно, естественный отбор «работал» именно с этими признаками, которые, реализуясь в конкретных социальных условиях, и воплощаются в то, что мы считаем моральным (или аморальным) поведением. Однако можно и добродушнейшего от природы человека сделать хладнокровным убийцей, воспитав в духе религиозного фанатизма или шовинизма, сызмальства убедив, что убивать инаковерующих или инородцев не только не преступно, но очень даже почетно.
Еще глубже заглядывают приматологи, отыскивающие истоки человеческой морали у высших приматов, таких как карликовый шимпанзе, или бонобо{465}
. У этих животных обнаруживаются зачатки членораздельной речи, позволяющей выражать сложные мысли и чувства{466}. При этом уместно напомнить, что бонобо не являются прямыми предками человека, а относятся к другой, параллельной ветви родословного древа приматов. Таким образом, эволюционно-биологическая основа морали оказывается даже глубже, чем мог представить себе Дарвин. Социал-дарвинистское представление о «звериной», темной сущности человека не подтверждается фактами! В ходе антропогенеза отбор шел не только на агрессивность и воинственность, но и на социабельность, альтруизм, даже способность к самопожертвованию. В этом есть некий парадокс. Жертвующая собой особь лишается главного приза – возможности оставить потомство. Но ее гибель не напрасна, если она поможет выжить и размножиться близким родичам, носителям сходного генотипа. Поэтому «гены альтруизма» имеют шансы перейти в будущее поколение, закрепиться в популяции{467}. Кроме того, полагает Лоренц, естественный отбор выработал у ближайших предков человека некое «правовое чувство», то есть врожденное чувство справедливости, заставляющее нас «инстинктивно» реагировать на проявления социального зла, считая их ненормальными. Это помогает избавляться от «социальных паразитов», которые, если они чересчур расплодятся, могут погубить всю группу{468}.Сам вопрос – добр или зол
Как пишет Стивен Пинкер, «жестокие наклонности человека – стратегический ответ на внешние обстоятельства, а не автоматическая реакция на внутренние побуждения»{469}
. Впрочем, когда мы говорим о человеке в этом контексте, то подразумеваем чаще всего некую «типичную», усредненную особь нашего вида. В жизни же встречается масса отклонений от этого воображаемого «типа», в том числе и в сторону доминирования теневой, деструктивной стороны человеческой природы. Почему это так? Может быть, Чезаре Ломброзо, испытывавший сильное влияние и Дарвина, и Геккеля, не так уж и ошибался? Сколько бы проблем в профилактике преступности удалось решить, если можно было бы однозначно определить генетическую природу асоциального поведения! Такие надежды, действительно, имели место. Например, возникновение агрессивного типа «врожденного преступника», описанного Ломброзо, пытались объяснить присутствием в хромосомном наборе отдельных личностей лишней «самцовой» Y-хромосомы{470}. Это так называемый синдром Джейкобса, аномалия, встречающаяся примерно у одного новорожденного из 1000. Увы, дотошный анализ показал, что достоверной корреляции между числом хромосом и повышенной агрессивностью не существует. Мужчины с синдромом Джейкобса отличаются более высоким ростом, и только{471}. Связь между генами, средой и девиантным поведением оказалась нелинейной, не сводимой к простой схеме «ген => преступление» или «среда => преступление».