Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

Суббота 1 мая 1915 г.

2.00: “Квадрат 25Д – 7 (55°21′ с.ш. 3°15′ в.д.)”

4.00: “Квадрат 157А – 5 (55°39′ с.ш. 2°45′ в.д.)”

6.00: “Квадрат 124А – 5 (55°51′ с.ш. 2°15′ в.д.)”

8.00: “Квадрат 59А – 5 (56°15′ с.ш. 1°18′ в.д.)”

Связь прекращена.

Часть вторая

Палтус и скакалка

U-20

“Игра вслепую”

В воскресенье утром, к 8.25 в трех морских милях впереди, по правому борту показался Фэр-Айл, однако Швигер пока не мог разглядеть Мейнленд – самый крупный из Оркнейских островов у северной оконечности Шотландии, на котором находится высочайшая точка архипелага и который к этому времени капитан ожидал увидеть слева по курсу¹

.

Третий день плавания принес с собой новые заботы. U-20 вот-вот должна была оставить “Веселого Ганса” за кормой и войти в воды северной Атлантики, к северу от Шотландии, поблизости от крупной британской базы в СкапаФлоу, – участок, за которым велось пристальное наблюдение. Поэтому Швигер вряд ли удивился, когда, едва успев занести в бортовой журнал свое местоположение, заметил в отдалении два миноносца: они шли уверенным курсом – вероятно, несли патрульную службу.

Он отдал команду быстро погружаться, спустился в боевую рубку и закрыл за собой люк.

Погружение – понятие достаточно простое – на деле представляло собой сложный, опасный процесс, на который уходило немало времени, притом U-20 становилась мишенью для нападения². С хорошо обученной командой субмарина класса U-20 могла погрузиться с поверхности на глубину, достаточную, чтобы не столкнуться с корпусом самого большого корабля, за какие-нибудь семьдесят пять секунд³

. Однако в чрезвычайном положении каждая из этих секунд могла тянуться очень долго. Некоторым более старым субмаринам на это требовалось от двух с половиной до целых пяти минут⁴. Среди матросов они получили прозвище “лодки-самоубийцы”⁵. При погружении субмарина была наиболее уязвима, ее могли протаранить боевые корабли, могли обстрелять с большого расстояния. Один лишь снаряд, пробив субмарину, помешал бы ей уйти на глубину, тем самым лишив ее главного преимущества и единственного способа скрыться.

Люди, управлявшие подводными горизонтальными рулями на носу и корме U-20, приспособили их для полного погружения: носовые рули вниз, кормовые – вверх. Погрузиться означало не просто наполнить балластные цистерны водой и пойти ко дну. По мере того как двигатели толкали субмарину вперед, вода текла по лопастям рулей – как воздух проходит по крыльям и предкрылкам самолета, – заставляя судно опускаться. Морскую воду накачивали в балластные цистерны ровно настолько, чтобы субмарина могла достичь определенной глубины. Для того чтобы уловить этот момент, требовалось большое умение, поскольку все менялось каждый день, даже каждую минуту, в зависимости от состояния воды и постепенного уменьшения веса лодки. При выстреле торпедой субмарина мгновенно теряла в весе 3000 фунтов. Даже потребление продуктов заметно уменьшало вес судна. Коробки и ящики, в которых хранились продукты, выбрасывались за борт; запас пресной воды, составлявший существенную добавку к весу, ежедневно таял.

Подъемная сила морской воды менялась в зависимости от ее температуры и солености. В Балтике субмарины погружались гораздо легче, чем в более соленых водах Северного моря. Субмарина, проходящая устье реки, могла внезапно пойти вниз, встретив поток пресной воды, как самолет, попавший в воздушную яму. На плавучесть также влияло изменение температуры воды, зависящей от течения и глубины. Неверный расчет мог повлечь за собой катастрофу. Субмарина могла внезапно вынырнуть на поверхность на виду у миноносца.

Дело еще больше усложнялось в плохую погоду. Высокие волны могли помешать подводным рулям полностью входить в воду. Командир Пауль Кениг вспоминал одно страшное утро, когда, поднявшись на поверхность в шторм, он заметил струйку дыма, идущую из трубы миноносца неподалеку, и дал приказ срочно погружаться⁶. Люди внизу, в кабине управления, открыли клапаны вентиляции, чтобы впустить воду в цистерны по обе стороны носовой части и тем самым уменьшить плавучесть. Судно осталось на поверхности. Кениг с растущей тревогой наблюдал в одно из крохотных окошек боевой рубки, как с каждой новой волной нос взлетает в воздух.