Кениг приказал повернуть подводные рули на максимальный угол и скомандовал “полный вперед”, надеясь, что ускорение увеличит силу, с которой лопасти давят вниз. Судно по-прежнему оставалось на поверхности, качаясь на волнах. Наконец лопасти рулей вошли в воду, и судно начало погружаться. Но тут возникла новая проблема. Судно полетело вниз под таким крутым углом, что Кенигу пришлось ухватиться за окуляр перископа, чтобы не упасть. “Манометр”, который регистрировал глубину, показывал устрашающую скорость погружения. Затем произошел удар. Людей швырнуло вперед, а с ними – все предметы, которые не были прикручены.
Наступила тишина. Шкала манометра освещала кабину управления красноватым светом7
. Ситуацию разрядил один из офицеров. “Что ж, похоже, приехали”8, – сказал он.Судно стояло, сильно накренившись, под углом около 36 градусов. Корма ходила вверх-вниз. Двигатели продолжали работать “с неистовой силой, так что все судно, от форштевня до кормы, то и дело начинало реветь”, – писал Кениг. Первым сообразил, что происходит, старший механик. Он дал приказ остановить все двигатели.
Кениг понял, в чем дело. Нос субмарины застрял в морском дне, а глубина здесь, если верить картам, была 31 метр, около 100 футов. Длина судна была вдвое больше. Под ударами волн корма то и дело высовывалась над поверхностью, и винты вращались в воздухе, поднимая гейзер пены, заметный издалека. Кениг опасался, что в любой момент в корпус может попасть снаряд, выпущенный миноносцем.
Теперь, когда стало ясно, в чем дело, Кениг велел команде наполнить балластные цистерны на корме и выдуть воду из носовой части. Постепенно субмарина поднялась и выправилась, оставаясь надежно погруженной. Кениг скомандовал “полный вперед”.
В погружении важнейшую роль играло время. Когда U-20 начала опускаться, механики отключили дизельные двигатели и включили электрические. Все вентили и выхлопные каналы, ведущие наружу, были закрыты, люки задраены. После этого Швигер тотчас скомандовал впускать воду в цистерны. Воздух выходил через верхние клапаны, а морская вода вливалась через нижние. Всасывающие двигатели помогали втягивать воду. Чтобы ускорить процесс, Швигер отправил нескольких человек в носовую часть9
.Когда U-20 приблизилась к крейсерской глубине, Швигер приказал снова закачивать воздух в цистерны, чтобы остановить погружение судна. Команда всегда знала, что субмарина дошла до этой точки, поскольку насосы начинали сердито рычать10
.В кабине управления рулевой поддерживал глубину с помощью горизонтальных рулей. Чтобы всплыть на перископную глубину, субмарина маневрировала с помощью одних лишь рулей, не наполняя цистерны воздухом. Это обеспечивало более высокую точность и уменьшало вероятность неожиданного выхода судна на поверхность. В погруженном состоянии субмарина должна была постоянно двигаться, поддерживаемая в ровном, устойчивом положении горизонтальными рулями. Исключение составляли лишь маневры в мелких водах, когда судно могло лечь на дно. В глубоких водах, таких как северная Атлантика, это было невозможно, поскольку давление на дне моря раздавило бы корпус субмарины. Постоянное движение вперед тоже представляло собой опасность. Когда перископ был поднят, он образовывал на поверхности след, белый, перистый, видный за много миль.
Во время погружения на борту U-20 прекращались любые дела, за исключением тех, что не производили шума. Команда, как всегда, прислушивалась, нет ли течи, и следила за внутренним давлением.
Затем наступал момент, поистине приводивший команду в трепет, когда субмарина, полностью погруженная, шла вперед, как никакое другое судно, не преодолевая волн, подобно надводным кораблям, а скользя, словно птица в воздухе.
Впрочем, незрячая птица. Окошки в рубке позволяли обозреть лишь ближайшее окружение, в некоторых случаях их закрывали стальными заслонками. В таких условиях требовалась огромная уверенность в себе, ведь теперь у Швигера не было никакой возможности узнать, что впереди. До изобретения звуколокаторов субмарины шли совершенно вслепую, целиком полагаясь на морские карты. Одним из кошмаров подводников была мысль о том, что на пути их может оказаться полузатонувшая развалина или не обозначенная на карте скала.
В то воскресенье, вскоре после полудня, Швигер скомандовал всплывать. Наступило время “игры вслепую”11
, как называли его командиры субмарин, эти долгие, тревожные секунды перед самым выходом перископа на поверхность. Все внимательно прислушивались, не передаются ли по корпусу шумы кораблей: плеск разрезаемой носом воды, гудение винтов. Это был единственный способ понять,