Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

Причард был любезен, весел и знал массу всяких историй. К тому же он был очень хорош собой. “Он веселил нас своими рассказами о всевозможных приключениях, которые случались с ним в путешествиях, и со всеми был очень мил, – писала Френч. – Я ценила его старания помочь мне, ведь всю дорогу мне было так плохо [она страдала от морской болезни], а он был особенно мил со мною”.

Заметила она и счастливицу, которой досталось место рядом с Причардом, тоже молодую англичанку. Мисс Френч с кошачьим придыханием писала про возможную соперницу, что та “коротышка, с каштановыми волосами, голубыми глазами, очень румяным лицом, по-моему, она ездила в Калифорнию, во всяком случае, много говорила о ее красотах и преимуществах”^{383}. Еще она отметила: “За столом они очень подружились”.

Вдобавок к игре в вист Причард участвовал в тотализаторе, где ставили на пройденное расстояние, и в различных играх на палубе, включая перетягивание каната и импровизированный бег с препятствиями. “Мы каждый день собирались и прыгали через скакалку”, – вспоминала одна молодая женщина^{384}

. В какой-то момент другой участник, молодой человек, попытался заарканить ее с помощью скакалки, но ему это не удалось. Причард вышел и показал собравшимся, как это делается. Он, похоже, был мастер бросать лассо и заарканил многих играющих. “После того я его больше никогда не видела”, – вспоминала та женщина^{385}.

Ее слова затрагивают особую черту жизни на борту столь большого корабля: тут можно было познакомиться с человеком, тем или иным образом тебя интересующим, но если он не оказался с тобой за одним столом, в одной каюте или на соседнем шезлонге, то сблизиться с ним у тебя почти не было возможности. Корабль был слишком велик. Гертруда Адамс – пассажирка, ехавшая вторым классом с двухлетней дочерью, впоследствии писала: “На корабле было столько народу, что жизнь, по сути, походила на жизнь в городе, когда каждый день видишь новые лица и так и не знаешь, кто эти люди”^{386}.

Одно то, что столько случайных знакомых вообще запомнили Причарда, говорило о его популярности.

По вечерам избранных гостей приглашали к столу, во главе которого сидел штатный капитан Андерсон, или к столу капитана Тернера – в тех случаях, когда Тернер готов был преодолеть свою неприязнь к светским сборищам^{387}. Как правило, он предпочитал обедать у себя в каюте или на мостике. Особенно ему нравилась курица, и как-то раз он едва не свел с ума своего первого помощника, пытаясь обглодать куриную ногу без остатка.

U-20

Незадача с торпедами

Рано утром в понедельник U-20 плыла по морю, расцвеченному кобальтовым синим и дынным оранжевым. “Прекрасная погода”, – отметил Швигер в журнальной записи, сделанной в 4.00^{388}. Субмарина миновала Сул-Скерри, островок к западу от Оркнейских, где стоял 88-футовый маяк – как говорили, самый удаленный и одинокий источник света на Британских островах.

Швигер держал курс на юго-запад. Мишеней он не видел, не видел и ничего угрожающего, так что мог оставаться на поверхности целый день. Ближе к закату, в 18.50 он наконец заметил возможную мишень, пароход тоннажем около двух тысяч тонн. На корме его полоскался датский флаг, но военный штурман Ланц решил, что флаг – прикрытие, что это на самом деле британское судно, идущее из Эдинбурга. Оно направлялось к U-20. Швигер скомандовал быстро погружаться на перископную глубину.

Начались сложные маневры, с помощью которых предстояло выяснить, удастся ли Швигеру добавить этот корабль к своему послужному списку, куда входил суммарный тоннаж потопленных судов. Люди бегали взад-вперед, подчиняясь командам главного механика, чтобы поддерживать субмарину в ровном положении, а рулевые тем временем приводили в нужное положение горизонтальные и вертикальные подводные рули. Швигер поднимал и опускал перископ лишь на короткое время – так, чтобы он как можно реже оставлял заметный след на воде, но при этом позволял не терять пароход из виду.

Швигер оценил расстояние до корабля и его скорость с помощью дальномера. Был и другой способ определить скорость: чем выше и белее пена, которую поднимает нос судна, тем быстрее оно идет^{389}. Будь это французский линкор, Швигеру пришлось бы следить особенно пристально, поскольку во французском флоте, чтобы сбить с толку неприятеля, на носовой части корабля рисовали фальшивую пену.

У Швигера на борту имелось два типа торпед: старые бронзовые и новейшие торпеды G6. Эти последние, “гироскопические”, были крупнее и надежнее, но Швигер выбрал одну из бронзовых, вероятно, чтобы сохранить лучшие для более важных мишеней, вроде тех войсковых транспортных судов, за которыми он шел охотиться в ливерпульскую бухту. Команда зарядила ее и залила водой торпедную трубу, одну из двух, что имелись на носу U-20. Еще две размещались на корме.