– Это несерьезно, – лениво протянул Кэри, а у меня сердце екнуло, чутье уже кричало о том, что он задумал что-то дурное. – Боюсь, мне не обойтись без твоей помощи. Ну, знаешь, как искусственное дыхание делают, рот в рот.
Конечно же, как меня перекосит после этого приказа, Ланкмиллер превосходно догадывался.
– Может, н-не… – Голос ломался, оттого что я никак не могла совладать с волнением.
– Это не наказание, Кику, – он откинулся на спинку, упершись ногой в край стола. – Меньше слов, действуй.
Я вздохнула так, что чуть не поперхнулась от напряжения.
И вдруг ко мне пришло осознание. Мы ни разу не целовались, и тут он просит об этом сам, хотя это даже… интимнее поцелуя?
Мне никогда не понять, что происходит в ланкмиллерской черепушке. Но, если посмотреть на него и постараться забыть, какая он сволочь, можно попробовать на полчаса справиться со своим страхом, задавить в себе отвращение и эту горькую душащую обиду, чтобы он получил свое и наконец от меня отстал.
Я за горлышко подняла бутылку со столика и скрепя сердце сделала пару шагов к дивану, вдавливая босые ступни в шершавое дерево паркета, чтоб получалось медленней.
– Садись лицом ко мне. Так будет удобнее, – велел Кэри, судя по тону, его все это до ужаса забавляло.
Когда он говорит «садись лицом ко мне», он подразумевает «садись на меня»? Потому что сесть как-то по-другому в моем положении было проблематично.
Растрепанные волосы, расстегнутая рубашка. Мучитель был сейчас такой обычный, такой домашний и… такой безвозвратно чужой. Эта мысль вдруг просто рухнула мне на плечи из ниоткуда, больнее не стало, только очень пусто, как будто я потеряла что-то действительно важное. Хотя что уж тут терять. Он никогда не был близок мне.
Нет.
Он единственный, кто был близок мне. Не по своему выбору, нас обоих загнали в это чередой обстоятельств. Но тогда, много недель назад, в солнечном Анжи, когда у него был совсем другой, легкий и насмешливый взгляд, когда он целовал меня в макушку под утро, и мне казалось, с ним можно найти общий язык, тогда у меня не было никого роднее Ланкмиллера, игравшего в игру, думавшего каждый день, как я чертовски напоминаю мать. Я невесело усмехнулась в мыслях: надо же, у меня действительно не нашлось никого получше мучителя.
Все это ушло теперь.
Карты открыты, покровы сорваны, мы больше ни во что не играем.
Я устроилась, как велено, на ланкмиллерских коленях лицом к нему, и поднесла к губам бутылку, стараясь себя успокоить, чтобы руки так чудовищно не тряслись.
Губы обжег терпкий алкоголь, и я приподнялась, опираясь свободной рукой о плечо Ланкмиллера. Медленно склонилась к нему, задерживая дыхание.
Мягкое прикосновение, ударившее электрической искрой, заставившее только сильнее вцепиться в мучительские плечи. Как я ни старалась, прижимаясь к его полураскрытым губам, половину мы, кажется, все-таки пролили. Мучитель языком собрал с моих губ остатки янтарного напитка и позволил немного отстраниться.
Я старалась слишком-то сильно не льнуть к Ланкмиллеру, а то как-то это все начинало выходить мне боком.
Он аккуратно поцеловал сначала нижнюю губу, потом верхнюю, медленно, едва касаясь. Я старалась не упустить мысль о том, что бутылку с виски надо держать, иначе весь диван зальет алкоголем. Мысль, как назло, нарочито все куда-то ускользала под напором хозяйской страсти. У него приятные губы, мягкие, теплые, с терпким привкусом виски. Под них хочется подставляться.
Пользуясь тем, что не нужно больше над ним нависать, я опустилась, чуть запрокидывая голову, чтобы не прерывать поцелуй. Если Ланкмиллер рассчитывает на продолжение, то прелюдия – это то единственное, что может хоть немного меня расслабить.
Даже несмотря на то что я наглоталась виски и алкоголь уже разносил по венам жар, отключая сознание, что-то упорно не давало покоя мне, било настойчивую тревогу на задворках сознания.
Слишком Кэри сегодня… нежный? Обходительный и даже бережный какой-то. Будто боится разрушить что-то настолько тонкое и неуловимое… Или перейти какую-то грань? Ах ну да, как же…
Я оттолкнулась и вскочила как ошпаренная. Какой же дурочкой надо быть, чтоб сразу обо всем не догадаться!
Ланкмиллер, даже тот, прежний, ни разу не был таким со мной.
Ненавидевший буквально все во мне, он никогда бы не стал целовать меня так. Он бы вообще не стал меня целовать.
– В чем дело? – Кэри подался вперед, намереваясь схватить меня за запястье, но я сделала еще один шаг назад и заговорила тихим, как после долгой истерики, голосом.
– Давай скажи мне, – одернула майку и принялась нервно и бестолково раскачиваться с пятки на носок, – что ты не думаешь сейчас об Элен. Скажи, что не ненавидишь меня за то, что я сейчас… на ее месте. Скажи, что тебе не отвратительна одна мысль о том, что придется трахаться со мной, потому что здесь больше не с кем. Только скажи, и… И мы продолжим. Я больше и жеста поперек не сделаю.