Мерзавец на выданье

«Ишь как из-за Лизки распетушился, — с обидой подумала она. — Вряд ли мой Французский на такое способен. Вряд ли он кинется так меня защищать. А чем я хуже? И вообще, что это Лизка к нему привязалась, к моему блондину? Это мой! Мой блондин! Я должна была запасть на него. А он на меня. Лизка же терпеть не может таких: голубоглазых, стеснительных и смешливых блондинов, так почему он ее защищает? Почему? Разве это справедливо?»

Валерия не разозлилась…

Нет, она разозлилась, но не так, как прежде. Это была не ярость, а тихая завистливая злость. Валерия начала глумиться:

— Ой, Миша, напугал. Ой, горой за Лизку. Ой, сейчас он на меня набросится. Ой, как сверкает глазами. Страшнее кошки зверя нет. Смотри снова не брякнись в обморок, недотепа, — презрительно заключила она, решив про себя: «Если кинется на меня, та-ак врежу — мало не покажется».

Глава 24

Против всех ожиданий Валерии, Михаил на нее не накинулся. Он вдруг разжал кулаки и, устало опустившись на скамейку, сказал с безысходностью:

— Ты очень злая. Не пойму почему…

— А то сам не знаешь, — все еще сердясь на него, ответила Валерия. — С чего мне быть доброй? Лучшая подруга самым подлейшим образом меня щелкоперам сливает! Как тут не озлобиться?

Михаил покачал головой:

— Да нет, ты не только сейчас злая, ты — вообще. «Смотри, снова не брякнись», — передразнил он ее и спросил: — Зачем ты это сказала? Я открыл тебе свой секрет, а ты мне глаза им колешь. Издеваешься. Почему?

Валерия растерялась. Он обезоружил ее. Она не нашла слов возражения.

— Да, я с детства был чахлым, болезненным и очень страдал от этого, — грустно продолжил Михаил. — Всегда завидовал крупным здоровым детям. Всегда тянулся к таким, а они клевали меня, как гадкого утенка. Клевали, клевали, совсем как ты. И до того доклевались, что я разучился любить. Стал таким же, как ты: злобным снобом, презрительным и циничным, но остался зажатым, даже робким.

Валерия поразилась:

— Зажатым? Робким? Это не про тебя. Ты, скорее, наглец.

— Я наглец? — вспылил Михаил. — Что бы ты, каланча, понимала. Просто ты не знаешь меня. Про таких как я говорят: «застенчивый до наглости». От этой своей робости я больше всего и страдаю. С перепугу и корчу наглеца из себя. Знаешь, почему я полюбил Лизу?

Едва речь зашла о подруге, Валерия утратила добронравие и презрительно пожала плечами, мол мне какое до этого дело. Однако, против ее желания он продолжил.

— Лизу я потому полюбил, — признался Михаил, светлея лицом, — что она сумела меня растопить, расслабить, освободить от оков страха перед женским пренебрежением. Лиза убедила меня, что я ценен для нее как мужчина. Будь она такая, как ты: высокая, красивая, здоровая — кровь с молоком — никогда бы в нее не влюбился. У меня уже блок стоит на таких. Я таким давно не верю.

— Почему? — удивилась Валерия.

— Потому, что рядом с такими всегда нужно быть начеку. К таким нельзя спиной поворачиваться. Один раз повернешься, а в спине уже нож.

Валерия смотрела на него с недоумением.

— Ты меня не понимаешь? — уязвленно спросил Михаил.

Она опять пожала плечами.

Он усмехнулся:

— Если не понимаешь, напрасно. Это я тебе из личного опыта говорю. Уж я от таких, как ты, настрадался.

Михаил замолчал, нахмурился-помрачнел, призадумался.

«Что это с ним сегодня? — удивилась Валерия. — Совсем Мишка на себя не похож. Обычно скрытный такой, а тут вдруг в откровенность ударился. Даже неловко слушать. И, главное, на меня бочку катит, а я еще и жалей его. Наверное, будет умно, если я сейчас поднимусь и скажу, что пора мне домой», — решила она, но сказать ничего не успела — Михаил первым нарушил молчание.

— Знаешь, — снова светлея, заговорил он, — мне казалось уже, что никогда не смогу влюбиться, а тут вдруг Лиза… Нежная, умная, добрая и, главное, бескорыстная. Все случилось так неожиданно…

Он опять задумался и замолчал. На губах его блуждала счастливая улыбка.

«Лизку вспоминает, — рассердилась Валерия. — Уж она умеет мужику голову задурить».

Ей стало противно. Противно со всех сторон. Эта оборзевшая Лизка, попирающая светлые чувства, всюду прет напролом. Этот нищий Мишка, не видавший ничего слаще морковки, балдеет от Лизки, от которой балдеет академик Бугров, депутат Зашибаев, известный художник Подражайло и прокурор Горегляд. Еще бы от такой не балдеть.

«Как сильно нищие мужики ценят женскую бескорыстность, — зло отметила про себя Валерия. — Совсем не хотят напрягаться, сволочи, им бы все нахаляву. Круглов в ресторане платил, Мишка-скромняга и глазом, нахал, не моргнул. Он что, ослеп, Лизка не по карману ему. А может он просто альфонс?»

Валерия уже хотела с присущей ей прямотой задать этот вопрос, но Михаил вдруг схватил ее за руку и с жаром заговорил:

— Лера, пожалуйста, не злись на Лизу. Не злись. Она очень хорошая. Скажи, что ты оболгала ее со зла. Очень прошу тебя, скажи.

С непередаваемой мольбой он заглядывал в ее глаза. Валерия молчала. Она испугалась Она не знала, что сказать. Ей стало жалко его, этого недотепу Михаила.

Жалко и стыдно.