Мерзость

«Зеленое растение» – это зеленый кожаный ботинок на правой ноге трупа, лежащего ничком на крутом склоне, с вытянутыми вверх руками, словно он все еще пытается остановить скольжение вниз. На левой ноге только остатки носка. «Маленькое снежное пятно» оказывается вовсе не снегом. Похоже, это белая как мрамор кожа, просвечивающая сквозь лохмотья рубашки и брюк трупа. А шевелятся обрывки одежды (или плоти?) на усиливающемся ветру.

Вторая мысль в моем затуманенном мозгу: «Это лорд Перси Бромли, тот парень Майер – или Дикон, Пасанг или Реджи? Может, кто-то из моих товарищей упал, а я ничего не видел и не слышал?» Такое вполне возможно, поскольку я отрезан от окружающего мира несколькими слоями кожи и гусиного пуха, кислородной маской и очками, а при каждом вдохе регулятор подачи кислорода издает довольно громкий булькающий звук. Я не увидел и не услышал бы даже духовой оркестр, промаршировавший за моей спиной.

Нет, ни Дикон, ни доктор Пасанг – и если уж на то пошло, Реджи – не надели сегодня зеленые кожаные ботинки. И насколько я могу судить с расстояния нескольких сотен футов, это мертвое тело лежит там довольно давно. Каменистая осыпь – маленькие отдельные камешки, которых так много здесь, на Северном гребне, – закрыла часть головы трупа.

Теперь мне нужно двигаться еще осторожнее, чем раньше, я приближаюсь к телу. Я не забыл о ракетнице в кармашке рюкзака, но не хочу прибегать к ее помощи, пока не рассмотрю свою находку. Глядя себе под ноги, я начинаю спуск по крутому склону к телу и устрашающему обрыву за ним.

Понедельник, 18 мая 1925 года

В конце концов я выстреливаю зеленой ракетой – она взлетает не очень высоко и горит лишь несколько секунд, прежде чем опуститься, описав дугу, на крутой склон надо мной и с шипением погаснуть. Затем я опускаюсь на землю рядом с трупом. Ноги меня больше не держат, но я не могу понять, отчего – от волнения или от невероятной усталости.

«Это должен быть либо Бромли, либо Курт Майер». По крайней мере, я так думал, когда смотрел на мертвого мужчину несколькими секундами раньше. Но затем увидел лохмотья обмоток на лодыжках и понял, что передо мной британский подданный. Немецкие и австрийские альпинисты не носили обмоток.

«Я нашел Персиваля Бромли».

Именно тогда я выстрелил из ракеты – пришлось снять две пары рукавиц, но зеленая гильза 12-го калибра все равно едва не выпала из негнущихся от холода и волнения пальцев. Убрав сигнальный пистолет, я обнаружил, что колени у меня подгибаются и что мне лучше присесть.

У меня в рюкзаке два кислородных баллона и несколько хрупких вещей, и поэтому я не сажусь на него, как обычно поступаю на склоне горы, и уже через несколько минут космический холод гранитной плиты на Северном гребне Эвереста уже добирается через все слои шелка, хлопка, шерсти и гусиного пуха до моего зада, а затем и до бедер. Я быстро замерзаю. Теперь, разглядев английские обмотки на трупе, я узнаю разодранные шерстяные бриджи и норфолкскую куртку, и уверенность в том, что это Персиваль Бромли, крепнет. Рассматривая тело в бинокль, я видел, что оно лежит ничком, с вытянутыми вверх руками; голые пальцы, длинные и загорелые, впились в замерзшие камни над головой, которая наполовину скрыта каменной осыпью.

Теперь мне совсем не хочется рассматривать лицо мертвого человека. Как я уже говорил, мне приходилось видеть тела погибших в горах, но у меня нет никакого желания без необходимости видеть лицо этого. И я не хочу даже думать о том, что через несколько минут Реджи, отвечая на мой сигнал, спустится сюда и увидит своего любимого кузена в таком виде.

Одна из причин этого – смущение. Большая часть трупа по-прежнему скрыта одеждой и не повреждена, за исключением торчащей кости сломанной правой ноги – классический перелом голени, думаю я, – и нескольких рваных ран на удивительно широкой и мускулистой спине, но вороны уже клевали его ягодицы, и они полностью обнажены. Птицы – тибетцы называют их горак, что значит «ворон», но я подозреваю, что какая-то разновидность альпийских галок, – растерзали прямую кишку лорда Персиваля и начали вытаскивать наружу внутренности. Мне хочется прикрыть курткой эти непристойные увечья, как в Лондоне или Нью-Йорке прикрывают лицо внезапно скончавшегося на улице человека, но я и так уже дрожу от холода. Мне очень нужен этот слой шерсти. Кроме того, я понимаю, что должен снять «кошки», встать и потопать замерзшими ногами, чтобы восстановить кровообращение, и немного походить, пока не согреюсь.

«Еще минутку».