Мерзость

– Вне всякого сомнения, это Бромли. Видишь, Же-Ка, эти обмотки. Явно британские. Нога сломана. Наверное, есть и другие повреждения, которых отсюда не видно. Сомневаюсь, что он мог упасть сюда с самого Северо-Восточного гребня и… понимаешь… остаться таким целым. И явно не с Северного гребня – тот гораздо западнее. Наверное, он дошел почти до второй ступени, вдоль водораздела. Здесь нет никаких лавин.

Я слишком много говорил и слишком мало дышал, и поэтому когда зашелся в кашле, то натянул кислородную маску и согнулся пополам, ожидая, пока пройдет приступ.

– Правая нога сломана в нескольких местах, Джейк, – говорит Жан-Клод. – И смотри, левый локоть тоже как будто сломан… или как минимум сильно вывихнут. Думаю, основной удар пришелся на правую половину тела бедняги… – Же-Ка умолкает, прикрывает ладонью глаза (я не догадался, а он сдвинул очки на лоб, чтобы лучше видеть) и начинает изучать склон над нами. – Но ты прав, – делает вывод он. – До Северо-Восточного гребня почти тысяча футов. Он не мог оттуда упасть. Может, с тех скал ниже Желтого пояса… Большая часть твоих расчетов верна, но в одном, друг мой, я боюсь, ты ошибаешься.

– В чем именно? – спрашиваю я, но получается лишь нечленораздельный звук, поскольку клапан рециркуляции в маске не приспособлен для передачи человеческой речи. Я опускаю эту проклятую штуковину и делаю вторую попытку: – В чем?

Же-Ка начинает что-то говорить, но затем умолкает и указывает вверх.

Связка из трех человек – Пасанг первый, Реджи в центре, Дикон замыкающий – медленно спускается по склону, опираясь на длинные ледорубы. Они уже ярдах в двадцати от нас. Я должен был догадаться, что осторожный Дикон, прежде чем отреагировать на мой сигнал, потратил время на то, чтобы соединить всех веревкой, не позволив спускаться по одному.

– В чем же я ошибаюсь? – спрашиваю я, возобновляя разговор с Же-Ка с того места, где он прервался.

В ответ он лишь качает головой и отступает от трупа. Трое наших товарищей огибают тело и останавливаются, образуя полукруг. Я жалею, что не снял анорак и не прикрыл изуродованные воронами ягодицы и вытащенные наружу внутренности лорда Персиваля. Теперь Реджи наклоняется ниже и видит эту ужасную картину – останки человека, с которым вместе росла, как с родным братом.

Моя кислородная маска по-прежнему опущена.

– Мне очень жаль, Реджи, – говорю я, понимая, что мои глаза под толстыми зеленоватыми стеклами очков наполняются слезами. Может, это просто холодный ветер.

Она стягивает кислородную маску и вопросительно смотрит на меня. Очки у нее подняты на лоб. В утреннем свете лицо выглядит очень бледным.

– Мне очень жаль, что вам приходится видеть своего кузена таким, – повторяю я. Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы его нашел не я.

Реджи вскидывает голову, обводит взглядом трех остальных мужчин, затем снова смотрит на меня. Как и все остальные.

– Это не Персиваль. – Ей приходится повышать голос, чтобы его можно было расслышать за усиливающимся воем холодного ветра.

Я пячусь – чисто инстинктивно. «Кошки» у меня на ногах соскальзывают с камня, и мне приходится опереться на ледоруб, чтобы не упасть. Потом я напоминаю своему телу, что до падения в вечность меня отделяют каких-то двадцать ярдов. Я очень смущен. Но это британский альпинист, можно не сомневаться. И если не ее кузен…

– Я узнаю эти широкие плечи и эти альпинистские ботинки, – говорит Реджи. – Персиваль гораздо тоньше, и торс у него не такой мускулистый. И зеленых альпинистских ботинок у него никогда не было… Джейк, я абсолютно уверена, что вы нашли Джорджа Ли Мэллори.

Вторник, 19 мая 1925 года

Время уже за полночь, но мы впятером – Дикон, Пасанг, Реджи, Жан-Клод и я – сидим в своих спальных мешках внутри «большой палатки Реджи», которая примостилась на наклонной каменной плите рядом с пятым лагерем, и каждый держит одну из внутренних растяжек, пытаясь помешать усиливающемуся ветру порвать брезент или сбросить нас с горы. Мы очень, очень устали.