– Нет, – ответил Пасанг. – Мистер Мэллори умер от последствий падения и от переохлаждения. Но, я думаю – и мы все это видели, – через несколько минут или даже секунд он потерял сознание от ужасной травмы головы или от боли в сломанной ноге. Мистера Ирвина, по моему мнению, сбило с ног, предположительно во время страховки где-то чуть ниже этого места, и он упал и разбил колено – кстати, это очень, очень больно; травма колена считается одной из самых болезненных, какую только может выдержать человек. Но веревка оборвалась, снизу доносились затихающие крики и звуки падения мистера Мэллори, и мистер Ирвин прополз вверх несколько ярдов или даже сотню футов до этого места, где замерз насмерть после наступления темноты.
– Почему он пополз
– Не забывайте, что ни у мистера Мэллори, ни у мистера Ирвина не было компаса, – тихо сказал Пасанг. – Мистер Мэллори спускался первым через каменный лабиринт ниже Желтого пояса и упал – возможно, сбив с ног мистера Ирвина, который его страховал, – а затем веревка оборвалась, и мистер Ирвин разбил пателлу.
– Пателлу? – переспросил Жан-Клод.
– Коленную чашечку, – пояснил Пасанг.
– И тем не менее, – настаивал Жан-Клод, – зачем Ирвину ползти
– Возможно, потому, что здесь, у самого гребня, еще оставалась полоса света от заходящего солнца, а Сэнди очень, очень замерз и думал, что солнце подарит ему еще несколько минут тепла и жизни, – предположила Реджи. – В любом случае, вот его блокнот.
Она извлекла маленькую книжечку не из противогазной сумки, а из нагрудного кармана норфолкской куртки Ирвина. Мы сгрудились вокруг нее. Известно, что Ирвин писал с чудовищными ошибками – много лет спустя я понял, что это, скорее всего, дислексия, – но здесь он сокращал большинство слов, и читать накорябанные карандашом строчки было все равно что разгадывать немецкий шифр.
Я снова оттянул маску от лица.
– Что это значит: «вбс 1й блк 3.48 псл нчл всх V пдч всвр вкл 2.2л»?
Ответил мне Жан-Код. Он разбирал каракули и сокращения Ирвина не лучше остальных, но был специалистом по кислородным аппаратам, модернизацией которых занимались его отец, Джордж Финч и Сэнди Ирвин.
– Выбросил первый баллон… кислорода… через три часа сорок восемь минут после начала восхождения из пятого лагеря, – перевел Же-Ка. Но это было еще не все. – Подача все время была включена на максимум, две целых и две десятых литра в минуту.
– Все точно, – с уважением произнес Дикон вполголоса. – Если они всю дорогу от пятого лагеря дышали кислородом при максимальной подаче, то должны были выбросить первый пустой баллон где-то недалеко от первой ступени.
– Сколько кислородных баллонов у них было с собой? – спросила Реджи.
Дикон пожал плечами.
– Никто точно не знает. Но, судя по заметкам на полях одного из старых писем в кармане Мэллори, завернутых в красивый носовой платок… думаю, не меньше пяти на двоих.
– Господи, – прошептала Реджи. – Имея пять баллонов и начав восхождение до рассвета или сразу после него, они могли подняться на вершину Эвереста, и у них осталось бы достаточно кислорода, чтобы спуститься, по крайней мере, ниже второй ступени.
– А что сказано в этих двух записях? – спросил Дикон.
«М офт Р в чдс мст. об оч грд. Нсл нич не пдл. Мсрв в прв. клн бл но нтс кк рнш. М обгнслнл бл слн. Нч. Мнг зв. Крс. Оч оч хлн. Прщ М я лб тб п и т Т. Д. Мн жл».
Дикон подумал минуту, затем попытался щелкнуть пальцами в толстых варежках.
– «Мэллори оставил фото Рут в чудесном месте. Оба очень горды. Несчастный случай, ничего не поделаешь… Мэллори сорвался… веревка порвалась».
– А последняя часть? – спросил Пасанг, разглядывая записи, освещенные ярким солнцем. Он указал на строчку: «клн бл но нтс кк рнш. М обгнслнл бл слн. Нч. Мнг зв. Крс. Оч оч хлн».
– Колено болит, но не так сильно, как раньше, – перевела Реджи, которая начала понимать сокращения, которыми пользовался погибший альпинист. – Мое… – Она остановилась на слове «обгнслнл».
– Обгоревшее на солнце лицо? – предположил Дикон.
Реджи со вздохом кивнула.
– «Мое обгоревшее на солнце лицо болит сильнее. Ночь. Много звезд. Красиво. Очень, очень холодно».
Я едва удерживался от слез, глядя через толстые стекла очков на мертвого человека. Его лицо тоже было бесстрастным.
– А это? – спросил Жан-Клод, указывая на последние неровные буквы. – «Прщ М я лб тб п и т Т.Д. Мн жл».
Дикон и Реджи переглянулись, Дикон кивнул, и Реджи напряженным, но не дрогнувшим голосом перевела:
– «Прощай, мама. Я люблю тебя, папу и Хью – наверное, это старший брат Сэнди – и… тетя Т. Д.». – Реджи умолкла. – Тетя Т.Д., я уверена. Ее зовут Кристина. Он дважды упоминал ее во время нашего последнего ужина на плантации. А потом только… «Мне жаль».
– Они пытались найти дорогу вниз среди этих «полок» и ущелий почти в полной темноте, даже луна не светила. – Дикон словно разговаривал сам с собой. – Поэтому очки были в рюкзаке или в кармане.
– Все это…