Месма (СИ)

    Антонина тоже ждала с войны своего любимого Леонида. Ведь их счастье было таким недолгим! Меньше месяца… Леонид уехал на фронт, оставив молодую и красивую жену одну-одиношеньку. Молодые супруги даже съехаться не успели. Антонина жила в доме у своей матери. Так ей было легче. Сначала Леонид писал довольно регулярно и часто. Называл в своих письмах любимую супругу разными ласковыми словами: ладушка моя, солнышко мое, цветочек мой ненаглядный…

   Признавался ей в вечной любви, вдохновенно писал, что будет любить всегда, рассказывал о том, как приходит она к нему во снах  в те короткие часы, когда доведется вздремнуть между боями где-нибудь во фронтовой землянке… писал, как ждет момента их встречи.

   «Я вернусь, Тонечка! Ты только жди меня, люби меня, и я непременно вернусь! Твоя любовь хранит меня всегда и везде… ты любишь меня, а это значит, что со мной ничего не случится… Я выживу! Непременно выживу...»

     Антонина, хоть и жила в глубоком тылу, тоже хватила горя сполна. Все перенесла: и голод, и безмужье, и изнуряющий сверхурочный труд на прядильной фабрике… Не знала ни выходных, ни отдыха. А видя, как другие бабы мучаются с малыми детьми, как дети болеют и умирают с голоду, как мрут, словно мухи, слабые и больные, и невольно ловила себя на мысли: хорошо, что они с Леонидом не успели завести детей… Как бы она жила, будь у нее ребенок, Антонина не представляла.

     Особенно страшным был 42-ой год: враг отчаянно рвался к Волге, фронт неумолимо приближался, голод усиливался, работы прибавлялось, пайки урезались… И это все было еще ничего! Могло быть куда хуже: а ну как немец захватит Сталинград? Да сюда нагрянет? Вот уж навалится беда, так беда!..Об этом старались не думать.

   Сталинград отстояли, врага отбросили, фронт покатился на запад. И хотя вблизи Краснооктябрьска порой появлялись немецкие самолеты, немцы сюда не пришли. Было несколько бомбежек над Зеленогроском, несколько раз бомбили эшелоны с людьми, ехавшими за хлебом, бомбили паромы на Вятке, но после 42-го года эти ужасы кончились. Немец в эти края не добрался… помиловал Господь!

    А Леонид писать перестал… Не было и фронтового «треугольника», которого каждая семья боялась, как чумы. Ничего не было! Месяцы, потом и годы… Леонид замолчал, никаких вестей не приходило. Антонина уже ждала самого худшего, ночами плакала в измятую подушку. Молодость неумолимо уносилась прочь, ее молодые годы были наполнены лишениями и невзгодами, а что дальше? пустота и неизвестность. А ведь жизнь только начиналась!

 Молодой и красивой женщине было безумно жаль себя.

    И вот пришел день, которого так ждали все – и стар, и млад. Победа! Берлин взят, красное знамя водружено над поверженным рейхстагом! И – хотя время оставалось тяжелым, голодным, страшным, это был действительно праздник. Краснооктябрьск теперь жил ожиданием возвращения победителей.

    Эшелоны с фронтовиками, возвращавшимися с войны, периодически шли через Зеленогорский вокзал, и краснооктябрьские женщины мотались в Зеленогорск в надежде встретить своих прямо там, на узловой станции. Антонина тоже ездила с ними. Это вначале. А потом, когда поезда привозили отцов, мужей и братьев кому угодно, только не ей, она ездить в Зеленогорск перестала. Не хотела рвать душу… Если Леонид приедет на каком-нибудь поезде, дорогу найдет! А писем от него по-прежнему не было. А может, и писал он, да письма не доходили, терялись где-то на фронтовых дорогах? Антонина терзалась бесплодными ожиданиями, извелась вся, похудела… И когда миновала победоносная весна, пролетело лето, затем отшумела осень, завьюжило, заметелило, на нее стали посматривать как на солдатскую вдову. Она все также плакала ночами, изнывала в тоске, а Леонид все не возвращался.

    Так прошел целый год после Победы, за ним покатился, отсчитывая недели и месяцы, второй. Леонид по-прежнему не подавал о себе никаких вестей. Антонина уже задумывалась – а стоит ли ждать? Знакомые женщины – и те, к кому мужья вернулись, и те, что стали вдовами, наперебой советовали ей начать поиски, посылать запросы там всякие… Но Антонина в таких делах была совсем несведуща, присутственных мест боялась как огня. Она жила как в оцепенении, а время неумолимо шло.