Месма

Вечером третьего дня Влад решил-таки продолжить дальнейшее изучение попавших в его руки записок краснооктябрьского фотомастера. Но когда он взял в руки все ту же заветную фотографию Августы — притягательную и отталкивающую одновременно, то едва не выпустил снимок из рук: ее глаза показались ему настолько живыми, и столько было в них ненависти и злобного презрения, что Владу сделалось по-настоящему страшно…

Он положил фото на стол и попытался смотреть прямо в эти темные, бездонные глаза, что взирали на него со старой фотографии. Влад собрал в кулак всю свою волю…

Августа смотрела на него осмысленно и пронизывающе. Ее левая рука, властно лежащая на мертвой голове несчастной жертвы, с нарочито элегантной небрежностью придавливала ее к маленькой столешнице и при этом казалась совершенно живой. Эта рука, своей узкой длиннопалой ладонью закрывавшая бОльшую часть бледно-неподвижного лица убитого, выглядела непринужденно и вольготно, тогда как на ее правой руке, сжимающей нож, был напряжен каждый мускул… Владу чудилось, что он видит даже тоненькие жилки, проступившие под белой гладкой кожей на ее запястье! Острие стального ножа рассекало на мертвой голове висок, пронизывало податливую сероватую щеку и останавливалось, уперевшись в выступающий подбородок. На скулах, щеках и на лбу четко виднелись черные порезы, чем-то напомнившие Владу ломаные трещины, образовавшиеся на расколовшемся гостиничном зеркале.

В какой-то миг Владу почудилось, что смотрящие прямо ему в душу глаза Августы злорадно и ликующе искрятся, а на губах проявляется презрительная усмешка…

«С тобой, жалкий и дерзкий щенок, будет то же самое!..» — как будто предвещал ее страшный, пронзающий и такой странно знакомый взгляд.

Резким движением дрожащей руки Влад отбросил в сторону невероятно «живую» фотографию, но уже в следующую секунду ощутил мучительно-томительное и страстно-непреодолимое желание вновь и вновь смотреть на нее.

Влад взял фотографию, порывисто засунул ее в коробку и накрыл сверху стопой исписанных листов. Коробку закрыл крышкой и убрал в стол. Только сейчас ощутил, как трепетно и тревожно стучит его сердце. Ему даже показалось, что он слышит, как кровь ударяет ему в виски, издавая звуки, похожие на отдаленный шум волнующегося моря.

Нет, сегодня он читать эти записи дальше не сможет!

Надо сделать перерыв, отвлечься, поразмыслить о чем-нибудь другом — легком и приятном…

Завтра он пойдет и просто погуляет по городу. Сходит к пристани, пройдется по большому мосту, перекинутому через реку в 60-ых годах, полюбуется величественной панорамой реки и одетых в зелень берегов… Успокоится, все обдумает на свежую голову… Но это все будет завтра. А сейчас он ляжет спать.

Однако спал Влад неважно: неопределенное беспокойство не давало ему расслабиться и отойти к спасительному сну. Ему постоянно чудилось, словно кто-то незримо присутствует в комнате: то как-то слишком уж явно колыхнулась оконная штора; то он чувствовал вроде как чье-то постороннее дыхание, то ему казалось, что он слышал приглушенный смешок, причем явно женский…

Он вздрагивал всем телом, вскидывал голову и тщательно прислушивался и приглядывался. Не обнаружив ничего подозрительного, опускал голову на подушку и вроде как засыпал, но только до следующего своего пробуждения — внезапного и тревожного.

Все-таки усталость взяла свое, и ближе к утру Влад заснул беспробудным сном, похожим скорее на беспамятство.

Проведя ночь без происшествий, поздним утром Влад, как и собирался, отправился совершать прогулку по этому небольшому и такому странному городу, полному зловещих тайн.

Он действительно пошел на пристань, полюбовался на чаек, реющих над речной гладью, подивился на величественный мост, по которому с легким шуршанием проносились машины. Затем прогулялся по мосту — здесь было не так жарко: дул свежий ветерок и хорошо ощущалось могучее дыхание реки… Получив хороший заряд бодрости, Влад направился обратно в город. Он не пошел улицей Коммуны (ему не хотелось проходить внеочередной раз мимо зловещего дома), а свернул с пристани на улицу Профсоюзов и пошел по ней.

На углу, где эта улица пересекалась с улицей Свободы, внимание молодого человека привлекло старое здание с фасадом, украшенным затейливой лепниной в стиле позапрошлого столетия. Вход в него, спрятанный под вычурным козырьком, располагался точно на углу пересекающихся улиц. На козырьке красовалась вывеска, набранная из букв, стилизованных под славянское письмо: «Краеведческий музей».

«О! — подумал Влад с интересом. — Вот куда, пожалуй, стоит зайти! Если он открыт, конечно.»