— Здравствуйте! — крикнул с порога Прохор Михайлович. — К вам можно?
— Обед у нас! — отозвался удачливый картёжник, не оборачиваясь. — Война войной, а обед, как говорится, по расписанию… Чёрт вас тут носит во внеурочное время! как за стол сядешь, так и начинают валом валить, спасу никакого нет… И всё в обед, как назло, прутся!
— Ну… обед так обед, — миролюбиво заметил Вакулин. — Я подожду…
Он присел на стоящий у входа сундук, накрытый старым половиком. Очень хорошо понимая свою зависимость от этих бугаев, Прохор Михайлович заблаговременно решил, что лезть в бутылку ни при каких обстоятельствах ему не следует.
— Подожди, милок… подожди… — проговорил сидящий к нему спиной мужик. — Подожди…А мы во так! — Шлепок по столу картой. — Вот так… Король! Гы-гы… — снова шлепок. — Выходит, дурак ты, Петруха… как есть дурак!..Ты чё? короля семеркой бьёшь? ну ты даёшь… Гы-гы-гы…
Прохор Михайлович смотрел на мужиков тяжелым и недобрым взглядом. И с каждой минутой им всё больше и больше овладевало беспросветное уныние…
Какая же всё-таки жизнь тяжёлая… просто проклятущая! А жить-то осталось всего ничего… И ведь никакого просвета впереди.
Этот вот успешный картёжник радуется, как ребёнок, обыгрывая своего собрата, на лице которого читается полное отсутствие всякого интеллекта. А вот он, Прохор Вакулин, а вернее — Петр Вакулевский, бывший русский офицер, самоотверженно защищавший когда-то родину — нет, не эту, другую родину! — этим гнусным промозглым днём сидит в этой мерзкой конуре, как проситель, и ждёт, когда же эти два полупьяных недоумка закончат маяться дурью и обратят-таки на него внимание! Господи, вот для этого приносились миллионные жертвы? Это и есть так называемое «народное» государство? Эти двое — народ? А он тогда кто? Он вдруг как-то особо обнажённо и остро осознал, что почти всю свою жизнь чувствовал себя в своей родной стране никому не нужным изгоем. Власти вспоминали о нём лишь тогда, когда с него можно было что-нибудь взять.
— Туз! — выкрикнул мужик, хлопнув картой по столу. — Всё, Петруха… играть с тобой бессмысленно… Дурак он и есть дурак! Ну ладненько… Хорош в карты дуться уже, время…
Прохор заметил, что ни на одну реплику удальца-картёжника его напарник не отвечал.
«Немой, что ли? — подумал он. — А, впрочем, мне-то какая разница!»
Выигравший мужик повернулся наконец лицом к посетителю. Прохор Михайлович увидел его плутоватую физиономию с бегающими и настороженными глазами и сильно скошенным небритым подбородком. Уши были как-то необычно заострены и сильно торчали по обе стороны головы. Вакулину сразу бросилось в глаза явное сходство этого персонажа с определенным животным — вроде как с крысой, а может быть, с шакалом…
— Ну, что хорошего скажешь, земляк? — задорно обратился к нему старший могильщик. — Чего надо?
— А вы и есть Фёдор? — спросил Вакулин.
— Ну да… я Фёдор. Не нравлюсь, что ли?
— Нравитесь-не нравитесь, я не на смотрины пришёл, — угрюмо ответил Прохор Михайлович. — Выходит, к вам у меня дело…
— Дело, говоришь… Ну, излагай своё дело.
— Видите ли… родственница ко мне приехала, — начал рассказывать Вакулин, — одна как перст на свете. Дальняя родственница…Приютил я ее, пожила она с месяц, а вчера вот взяла и преставилась. Похоронить надо бы женщину, да вот загвоздка — у нее ни прописки, ни документов, ничего. Все документы в войну пропали…
— Так уж и пропали? — недоверчиво спросил Фёдор. — Война-то уж вон когда кончилась! Как же она столько лет после войны без документов жила?
— Так вот и жила! — молвил Прохор Михайлович. — В лагерях была, потом по тайге моталась…В тайге, сами понимаете, паспорт не больно нужен. А потом взяла и ко мне приехала… помирать приехала, выходит. Вот и мне теперь забота: похоронить бы надо женщину по-людски! с тем и пришёл к вам, Фёдор. Помогите уж… Бога ради!
Воцарилось выжидательное молчание. В наступившей тишине Прохор Михайлович вынул из принесённой с собою потёртой кожаной сумки две бутылки водки и молча поставил на сундук, на котором сидел. Тихо звякнуло стекло. Однако мужики и бровью не повели. Петруха — тот вообще будто бы и не видел ничего. Так и сидел, набычившись, над разбросанными по столу картами.
Фёдор склонил ушастую голову, рассеянно почесал темя. Скосил свои шустрые глазки на выставленное угощение, затем поднял их снова на Прохора.
— Ну, а в чём заковыка-то, земляк? Давай ее захороним как невостребованный труп!
От таких слов Вакулина даже передёрнуло. Это так говорили про Августу! женщину, которую он боготворил, на которую молился…
— То есть как… невостребованный? — выдавил он с трудом.
— Ну как… Найден труп, чей — неизвестно. Никто о покойнике не заявляет. А хоронить-то надо, человек всё-таки, негоже ему без погребения валяться! Такой покойник идёт как невостребованный труп!
— И как же его… хоронят? — пролепетал Прохор Михайлович.