Месопотамия

В палате снова что-то произошло: пацан с наушниками исчез, только кровать его стояла неприбранной, а интеллигент торопливо бросал свои вещи в чёрные пакеты, никого не слушая и ни с кем не заговаривая. Коля поглядывал на него с пренебрежением, работяга посматривал на Колю со страхом. Марио выкладывал перед Колей йогурты и молоко, но тот даже не смотрел на них, сразу же начал расспрашивать, что там в городе, какие новости, как мама, как работа. Спрашивал, не давит ли шеф, не хочет ли Марио уволиться, а если хочет, то чем думает заняться. А если не хочет, то почему? Потому что думать о таких вещах, – говорил Коля, – нужно всегда: жизнь – штука изнурительная, нужно поддерживать друг друга, особенно если мы одна семья. В нашей семье, цедил Коля, мужчины всегда работали в одном бизнесе. Никто бы даже подумать не мог кидать друг друга, ты понимаешь, Маричек? О Насте не спрашивал, но Марио чувствовал, что именно о ней он спросить и хочет. Ну, хочет и хорошо, – подумал себе Марио и решил не бояться. Ничего он мне не сделает, решил, побоится. Коля расспрашивал, глядя племяннику прямо в глаза, и Марио не выдержал: поймал его взгляд и уже не отводил глаз, разглядывая Колю со всей своей ненавистью и злостью. Коля тоже перехватил его взгляд и старался какое-то время погасить, давил на племянника тёмной силой, но Марио не поддавался, противился и выдерживал, и Коля в какой-то миг поплыл, начал смотреть куда-то ему за плечи. И прикрикнул что-то на работягу, и перевёл разговор на антибиотики. Марио сидел перед ним, упёршись ладонями в колени, и видел Колю таким, каким не видел никогда раньше, – постаревшим, с жёлтой, как старые фото, кожей, с погасшим взглядом, поникшим, сломленным, несвежим и неуверенным, больным и голодным. Марио сначала думал его пожалеть. Да на хуй надо, – подумал в конце концов. Чем они тебя здесь лечат? – спросил. Коля подумал, взвесил ситуацию, заговорил примирительно.

– Меня нормально лечат, Маричек. Лечить меня – это то же самое, что лечить повешенного: проблемы со здоровьем очевидны, а терапия мало чего даёт. Ты сам-то как себя чувствуешь? – спросил, прищурив глаз.

– Нормально я себя чувствую, – ответил Марио, не особо задумываясь.

– А что за следы на шее? – спросил его Коля, будто между прочим.

– Порезался, – ответил Марио. – Когда брился.

– Ага, – с пониманием кивнул Коля. – Ты теперь ежедневно бреешься? Смотри, горло перережешь. Хорошо, если кто-то сможет оказать первую медицинскую помощь. А если нет?

Коля снова смотрел на него холодними волчьими глазами. Марио поднялся, сухо попрощался, пообещал передать всем привет. Стоя на перекрёстке, ощущал на себе Колин вигляд.

– Что он может знать про бизнес? – жаловался Марио вечером, сидя в Колиной ванне. – Он даже новый киоск открыть не может.

Настя сидела на краю ванны в тренировочных шортах и тесном топе, держа в руках сухие полотенца, улыбалась, слушая брата.

– Всё он может, – не соглашалась. – Просто его кинули.

– Да ничего он не умеет, – не соглашался в свою очередь Марио. – Он даже в карты играть не умеет.

– В карты все умеют играть, – возразила Настя. – Даже я.

– Да ладно, – скептически отозвался Марио.

– Хочешь попробовать? – Настя поднялась. Бросила ему полотенца и вышла в коридор.

Марио обмотался полотенцем, пошёл, оставляя мокрые следы. Настя сидела с картами на ковре. Ну, тут я уже знаю, что делать, – подумал Марио, вспоминая, как неумело вёл себя в игре Коля. Ну давай, – сказал Насте с усмешкой. Трижды проиграл. Разозлился. Проиграл еще раз. Порвал колоду, вышел на кухню. Настя переждала немного и вышла вслед.

– Ну, Марик, – сказала успокаивающе, – не злись. Всё равно у тебя не было шансов. Просто я знаю все эти фокусы. Я в цирковую студию ходила.

– Серьёзно? – повернулся к ней Марио. Подумал, что цирковая студия – достаточное основание, чтобы принять поражение.

– Да, – заверила его Настя. – Морские карты, к слову, я тоже умею читать. Как святая Сара.

Лёжа рядом с ней и в темноте чувствуя её движения, Марио думал, что его мама спит так же – разбросав одежду вокруг кровати, поставив будильник до холодного звона, забыв обо всё на свете, ни о чём не жалея, ни о чём не печалясь, оставляя ночные терзания всем смятенным и нервным. Вот таким, как Марио. Марио перебирал в голове все слова, что услышал за три ночи от Насти, все её рассказы и обещания. Просчитывал варианты, пытался выстроить схему защиты, находил неожиданные аргументы в собственную пользу, подыскивал взвешенные ответы. К утру планеты стали на свои места – всё зависит от нас, всё контролируется нашим сердцем, никакого отчаяния, никакого страха, никакого оправдания.

Сквозь сонные эха и утренние воздушные потоки он почувствовал, что света стало больше, что неподалёку слышится еще чьё-то дыхание – глухое и враждебное, и дыхание это становилось с каждым разом сильнее, пока в конце им не переполнилась и не взорвалась утренняя пустота.