Месть Агонии (СИ)

Марэна отложила перо и откинулась в кресле. Она уже давно вела дневники, и каждая запись казалась очередной точкой на отрезке жизни. Писала она их откровенно и без прикрас. Вамп знала слишком много, чтобы говорить метафорами и намеками. Если бы кто-то, кроме нее самой мог прочесть записи, то заполучил бы весомый довесок к силе. Однако она знала совершенно точно, что никто, кроме того, кто займет ее место, не сможет даже открыть дневники.

Послышались плавные кошачьи шаги в самом конце коридора. Вамп недовольно скривилась. Ей снова не удалось побыть одной. Она снова скучала по тем временам, когда ей не приходилось отвечать за сохранность двух рас в двух мирах. За своих она была спокойна, потому что была единственным первородным на весь мир, а вот реальность Антуана постоянно требовала присутствия и разбирательств в детских, порой нелепых игрищах прочих первородных и высших. Если в первое столетье это радовало и забавляло, подарило дыхание молодости, то сейчас она все чаще ощущала, что пресытилась кровью и ответственностью. Дети Антуана отличались редкой, для вампиров, истеричностью и неуверенностью в собственных силах. Как она не старалась поменять это — так и не смогла.

По ее глубокому убеждению Антуан выбирал птенцов, не заглядывая в будущее, а желая помочь покалеченным душам. Если в первый момент это кажется правильным, то спустя века становится ясно, что такие создания не способны сами за себя постоять. Они словно дети, не желающие взрослеть. А она оказалась не готова к такому потомству. Веками видеть перед собой только трусливых слуг, а не соратников и товарищей на деле куда сложнее, чем на бумаге. Она пыталась в своих записях предупредить будущего преемника, что защиты и помощи ему не окажет никто.

В том, что преемник будет, она не сомневалась и теперь прекрасно понимала слова Антуана в его последние минуты. Ты действительно ощущаешь тяжесть и усталость. Друг оказался прав в совете про ученика, а значит ему стоило верить и про преемника. Хотя разум сопротивлялся надежде, что где-то в ее мире есть столь же древняя душа, готовая пройти метаморфозу первородного вампира, к тому же удерживающего в себе две сущности пары совершенно разных разумов.

Она захлопнула книгу и встала с ней. В этот момент дверь бесцеремонно распахнулась, и в кабинет влетел Адриан.

— Почему ты не сказала, что на тебя объявлена охота!? — закричал он.

Глаза бешенные, на скулах играют желваки, и губы стянуты в тугую нитку. Значит разговор будет долгим и не приятным. Воспитание именно этого вампира давалось ей особенно тяжело. Юноша отчаянно сопротивлялся новым реалиям своей судьбы и отказывался видеть в ней вампира. Он словно видел в ней мать или сестру, человека. Он кричал, когда она была ранена и дарил подарки на человеческие праздники. Она орала на него, проводила обряды по внушению — но все бессмысленно. Этот вампир не видел в ней творца, а видел человека, равного себе. А эта слишком раздражающая вольность для существ, привыкших принимать уважение и выказывать его.

— Снова ты, — печально вздохнула она, прижимая очередной том дневника к груди. — Что на этот раз растревожило твое горячее сердце, что ты решил ворваться без приглашения и даже стука?

— Прекрати, сейчас не до сантиментов и реверансов! Герик объявил на тебя охоту, сообщил всему клану, что восьмую долю твоей сути отдаст тому, кто сможет тебя убить. И я узнаю об этом от слуг, а не от тебя!

— А, ты об этом, — вздохнула вамп, подходя к большому гобелену. На картине были изображены книжные полки старой библиотеки. На некоторых лежали книги, на других пергаменты, на третьих шкатулки и склянки.

— Да, Бездна меня раздери, я об этом! Почему, если первородный вампир возжелал твоей крови, мы все еще здесь, почему не в твоем поместье? Ты сейчас должна быть, как можно дальше от клана и высших, которые могут предать. И почему в особняке нет охраны? — он глянул на вамп, которая пристально разглядывала гобелен и добавил. — Тебя хотят убить, а ты продолжаешь писать свои писульки! Ты меня вообще слушаешь или так и будешь любоваться этой старой тряпкой?! — гобелен никогда не нравился ему. В кабинете Марэны все было со вкусом, но это старое, почти выцветшее полотно в пятнах и мелких дырочках наводило тоску.

Вамп вспыхнула яростью. Глаза стали пропадать, а на их место вставали большие черные дыры. Она с ненавистью, не глядя, засунула дневник в картину. Полотно пошло рябью, словно было не из ткани, а водной гладью. Адриан открыл рот от удивления. Толстая книга в кожаном толстом переплете встала на одну из полок и превратилась в рисунок.

— Значит так, — начала вамп, — в доме есть охрана! А не сказала я тебе, именно потому что знала, что ты закатишь истерику!