Читаем Месть – блюдо горячее полностью

Месть – блюдо горячее

– Николай Никитич теперь частный ходатай по судебным делам, а там сами знаете – волка ноги кормят. Вот он и взял подряд у стервы Болмосовой отыскать ее чертов билет. Сам мне это сообщил, внес ясность, что он не от полиции, а имеет личный интерес. Скажи, говорит, кто сбросил тебе косого охотника, и я уйду. Ведь билет у него? Я ответил, что не знаю про билет, времени прошло много, надо спрашивать у Ваньки. И Николай Никитич удалился. Больше я его не видел.

В разговор вступил Дубровин:

– Что же вы не предупредили раввина, что полиция вышла на след портсигара и от него лучше избавиться?

Барыга удивился и ответил:

– Полиция вовсе не вышла на след, это сделал Азар-Храпов. А он дал мне слово, что вы ничего не узнаете.

– Вот как?

– Да, господин Дубровин. А слову Азара мы все верим. Кто же вам, извините, мешал расспросить вдову как следует?

Дубровин с Побединским обменялись сердитыми взглядами, но не нашли что ответить.

На этом допрос можно было заканчивать. Алексей Васильевич поехал с ювелиром к нему домой конфисковывать ценности из тайника. А питерцы уединились с Иваном Дмитриевичем. Тот первым делом высказал Лыкову свое уважение:

– Эк вы с ходу сколько сделали открытий… Мы с осени топчемся на месте, а тут… Слышал я про вас всякие легенды, думал – небылицы. Но нет.

– Расскажите лучше про Ваньку Сухого, – отмахнулся статский советник.

– Вор как вор, лучше многих. Хоть и не «иван», но маз[70]. Иван Поликарпов сын Сухоплюев, тысяча восемьсот семьдесят третьего года рождения, из крестьян Синодской волости Вольского уезда. Трижды отбывал наказание в исправительных арестантских отделениях, лишен прав, ему запрещено проживание в Саратове. Но он здесь проживает.

– И вы его не можете поймать?

– Не можем, Алексей Николаич. Не получается, потому как стервец обосновался в Глебучевом овраге. Слыхали, чай, про такую язву? Ходит оттуда по ночам на делопроизводство[71], а под утро возвращается.

Азвестопуло состроил гримасу:

– Облаву проводить не пробовали?

– Где, в том овраге? – парировал начальник сыскного отделения. – Сергей Манолович, давайте я вас лично туда свожу на экскурсию. Прямо завтра с утра. Надеюсь, после этого вы не станете задавать таких вопросов.

Грек продолжал упрямиться:

– Видел я овраги, и даже большие. Их можно запереть. Есть входы-выходы, натоптанные тропинки; на снегу все следы видать. Овраг – он же ловушка: сверху весь на виду. Кинутся бежать, как тараканы, вы их и отловите. Мы в Нижнем Новгороде в Жандармском овраге сцапали Жору Казистого. А тоже местные говорили, что это невозможно, что там две тысячи босяков проживает и восемьсот незаконно возведенных хибар, где черт ногу сломит… Взяли как миленького.

Коллежский асессор слушал столичного коллегу и с трудом сдерживался. А потом все-таки взорвался:

– Господин турист, перестаньте уже нас учить. Вон Лыков помалкивает! Потому что опытный. И портсигар он нашел, а не вы. Что Жандармский овраг! Сточная канава в сравнении с нашими расщелинами. Две тысячи обитателей? А у нас сорок тысяч! Спустимся завтра в самый низ, и я вам покажу. Только обуйтесь как следует, а то в ваших штиблетах утонете в помоях.

Он обернулся к статскому советнику:

– Алексей Николаич, вас я тоже приглашаю.

– Охотно присоединюсь. Слыхал я про Глебучев овраг. Знаете, во многих городах есть клоаки. Хитровка и Хапиловка в Москве, Вяземская лавра в Петербурге, Богатяновка в Ростове-на-Дону, Жандармский овраг и Самокаты в Нижнем Новгороде, Нахаловка в Тифлисе, Миллионка во Владивостоке… Везде могут голову срезать. И ваша, как вы сказали, расщелина из них никому не уступит. Однако сейчас я хочу спросить другое. Вот мы узнали, что Азар-Храпов вычислил квартирного вора. Вам он ничего не сказал, поскольку имел уже договор с Болмосовой на поиск ее облигации. И пошел по следу лишенного прав Сухоплюева. Будучи опытным сыщиком, мог Николай Никитич разыскать его?

– Мог, – ответил «саратовский Путилин».

– Ага. Отставной полицейский чиновник сразу начал стращать маза полицией. Мол, отдай мне билет или я натравлю на тебя легавых. А вернешь – промолчу.

– Вероятно, что так и было.

– А теперь второй вопрос: мог ли маз, не желая делиться добычей, убить Азар-Храпова?

Тут Дубровин задумался надолго. Наконец он произнес:

– Убить полицейского – нет, не мог. Фартовые понимают, что тогда они не доживут до тюрьмы, их забьют до смерти при аресте. Но Храпов уже не был на службе, а сделался частным лицом. И, если Ванька Сухой знал цену этой бумаге, которую стянул у старой стервы, то, пожалуй, да. Если спор зашел о сумме в пятьдесят тысяч рублей, он мог пойти на складку[72]

соперника.

– Иван Дмитриевич, помните, вы сказали, что уважали Николая Никитича Азар-Храпова. И хотите точно знать, мертвый он или прячется с выигрышным билетом.

– Помню.

– И если бывшего помощника пристава убили фартовые, то вы захотите их наказать.

Коллежский асессор дернул головой:

– Строго говоря, этих слов я не произносил. Но суть вы изложили верно. Да, захочу.