Месть Фарката Бона (СИ)

А Килла как одержимая была, сама хотела узреть, что зло наверное погибнет; уж и стены дрожали, а она так столбом и стояла, да слова какие-то древние все, голос срывая, кричала. Откуда храбрости набралась или с дури, но, видно, враз и понимание пришло: Обитель и есть гнездо ведьм старинных, земель и королевств погубительниц, а те, кого гмыженками кличут, и есть знахарки и ворожеи, лекарки настоящие, а не служанки безропотные… Словами точными, правда, в голове не складывалось. А вот нутром и без них всё поняла Дарнейла Килла Гейсарнейская. Недаром бабушка Оренна вдали от сего вертепа ее, глупую, держала…

— Конец вашему владычеству, фейери, пришел! Имя-то красивое — да дела смрадные. — Замахнулась тут Мать смерти и метнула разными цветами горящий глазок прямо в середину круга гробового.

И стал Огонь Великий стеной, и погибло царство глайморов… Навсегда!

Брая Тинери мутило. То ли солонина прогоркла, то ли… Ну, по чести сказать, выпил он со товарищами славно, хоть чести в том немного… Даже песни орал, чего ране нечасто случалось. Вот говорят, что мужеский пол, дескать, ко всяким там сантиментам, думам и предвидениям не способен. Врут, конечно!

Так вот, посеред ночи (ну к утру, если точнее) и подкинуло спящего прямо на полу вместе с сображниками главного защитника земель нашенских.

— Гийом, Зул? — позвал он тихонько. — Передохли вы, что ли? Где посты, аль не слышите, изверги?

— Вам, нервным юным господам, и не то слышится! Спи, архонт, — буркнул оказавшийся прямо с правого бок… флангу Рейдент. — Лето, — заключил он весомо, — птички поют — не дремлют, эфетам радость несут. — И захрапел, обнимая седло.

— Вот жеж… рыцари называется! — Сам пьяный вусмерть геризого, бранясь и спотыкаясь о конечности своих благородных братьев, кое-как пробрался к брезжущему в углу дверному проему. Справив прямо с крыльца невыносимо острую нужду, Брай потянулся, хрустнув суставами, помотал болезной головой и, прищурившись, посмотрел на занимающийся рассвет:

— Предчувствие, однако! Что за?..

И тут прямо ему на плечо сел черный ворон.

Командору писала мать. Родная... В записке было всего несколько слов; по особому, принятому меж ними коду, Брай понял, что в замке случилось что-то важное и странное — поспешать надобно! — но не беда.

Выехали на рысях, получасу не прошло, да путь был неблизок.

А на другом конце земли, в серой стылой долине у моря, бледный юноша поднял лицо к утреннему небу.

— Месть свершилась! — прошептал он так тихо, что не разбудил лежащих совсем рядом у потухшего костра спутников.

Даже закутавшийся в овечью опаху чуткого сна следопыт — и тот не пошевелился, когда Фаркат встал и отсалютовал гаснущей зеленой звезде мечом:

— Я свободен от слова, осталось только вернуть…

Ветер и шум начинающегося шторма заглушили его последние слова.

(1)— теплые женские штаны, носимые под юбкой и со швов боковых несшитые.

========== Вверх! ==========

— Завалило и этот? — Девочка прижалась к старшей, боясь даже выглянуть из-за ее плеча, а может, и зажмурилась — только поскуливала и квохтала на резких поворотах: — Ой, свалимся с веника, невдобнай он, хлипкай! Сколько ни тыкайся, а выхода нетути! Конец нам!

Дарнейла, напротив, была далека от паники, не то что ее маленькая подружка… да после того, что вместе пережить пришлось, пожалуй уж — сестрёнка.

— Что ты как бабка старая гундишь! Ничего, вспомни лучше, где кухонные камины… трубы, куда выходят, сбоку или через покои на этажах?

Рассекая упругий, точно надутый воловий пузырь, воздух, две отчаянные летуньи уже который час кружили по подземным тоннелям, совсем потерявшись во тьме. Килле даже казалось, что за их спинами вроде как что-то схлопывается, нет — сливается густым киселем… овсяным, в котором ложка не тонет.

«Что это мне всё про еду думается? Или уж и правда с голоду. Ведь мы обед пропустили. Обед! Тут бы самим на заливное не пойти; так сверзнемся, заплутав, и костей не соберешь! Да тощие обе — тока на постный супец сгодимся!» — Но глупости, в голову пришедшие, успокоили месму. Летать ей нравилось… И тут вдруг прямо перед ними — Дарнейла резко задрала метловище веника на себя, Рутка, едва удержась, аж на шее повисла — стена!

— Вертай, вертай! Убьемся, лепешками стане… — закричала прямо в ухо.

Килла, сама не зная как, девочку одной рукой к себе притянув, прямо в ту стену сплошную летательное свое сорго (1) и направила. Еще и вираж заложила, чтоб сильнее разогнаться!

— А-а-а! А-а-а! — орали обе и… Зажмурившись от обрушившегося на них потока света, будто в самоё солнце золотое, Моденино, влетели.

Тут же руки Дарнейле отказали — победительницы глаймор кулем с потрепанного веника так и свалились. На пол… Кухни. Прямо под ноги заохавших, кинувшихся на помощь кухарок.

— Мы не померли, нет? — Рутта Монья, едва языком ворочая, вяло удивилась. — Живая я, вроде… А ты, родненькая?

Вокруг них суетились сестры, но, приученные к строгой дисциплине, разговаривали мало, только пострадавших девушек споро осмотрели, а потом по распоряжению Главной стряпухи, Голуньи Кады, снесли тех в сени, ни о чем не спрашивая.