Месть княгини Софьи

Водный путь из Москвы в Галич занимает почти месяц – на сей дороге слишком долго приходится идти на бечеве. Еще две недели княгиня-мать мысленно отвела на торговлю – далеко не всегда и не у всех, увы, получается достаточно быстро всучить товар покупателю. И, как всегда, оказалась совершенно права. В точности по ее подсчетам, аккурат третьего октября в Москву из далекого Заволочья примчался гонец, сообщивший, что князь Дмитрий Юрьевич Красный внезапно скончался по непонятной причине.

Софья Витовтовна, услышавшая это известие в Думной палате, при большом стечении людей, покачала головой и громко посетовала:

– Горе-то какое, горе! Такой молодой! Даже жениться еще не успел! Наследников тоже не оставил… Но ничего, не все так страшно. Ведь один из Юрьевичей все еще жив.

И от этого напоминания очень многим царедворцам сразу стало не по себе…

4 декабря 1440 года. Волга у Нижнего Новгорода

Известие о смерти младшего сына Дмитрия Юрьевича разнеслось далеко по обитаемым землям, и очень многие соседи сделали из сего верные выводы. Той же зимой в окрестностях Нижнего Новгорода появились быстроногие татарские разъезды. Они перехватили несколько неудачно оказавшихся на зимнике обозов, растеклись по дорогам, ведущим к беззащитным деревням, поймали кого-то из зазевавшихся крестьян.

Новгородцы заперли ворота, выдвинули в слободы отряды ополчения, быстро организовали на улицах завалы. Однако же татары, вопреки обыкновению, затевать штурма и разорения не стали. Так и не дождавшись обычного удара в спину от галичской дружины, степняки ушли, почти не причинив русским землям вреда.

Разгадка столь странному набегу пришла всего через месяц, когда реку заполонили уже многие тысячи воинов, сопровождаемые длинными ратными обозами, идущими по льду сразу в четыре колонны.

На сей раз новгородцы даже не попытались остановить врага возле слобод, сразу отступив за высокие прочные стены.

Татары бесчисленным темным потоком растекались вокруг древнего города, занимая брошенные избы и сараи, вытаскивая с сеновалов ароматную траву и бросая ее лошадям, выкатывая из погребов бочки с соленьями, каковые хозяева поленились увезти в город, ловили оставшихся без хозяев куриц и овец.

К воротам же подъехало пятеро всадников, одетых в начищенную броню и островерхие шеломы. Один из переговорщиков нес посеребренный бунчук, два хвоста на котором были рыжими конскими, а один – волчьим.

– Слушайте меня, жители Новгорода, и не говорите, что вы не слышали! – прокричал безбородый молодой нукер, отобранный для переговоров, вестимо, как раз за звонкий голос. – Всемогущий хан Улу-Мухаммед решил взять вас под свое покровительство! Он обещает стать вам заботливым и справедливым правителем. Помните, жители Новгорода, Москва далеко, а из Галича помощи не случится, ибо ныне остался он без головы. Всемогущий хан Улу-Мухаммед дарует вам на размышление шесть дней! Когда он поставит под ваши стены осадные тюфяки, милость и доброта покинут его сердце. С первыми залпами закончится пора милости и придет пора огня. Ваш город будет предан пламени и разграблению, а сами вы – жестокой смерти или рабству. Слушайте меня, жители Новгорода, и не говорите, что не слышали! Шесть дней даровано вам на размышление! Присягайте на верность всемогущему хану Улу-Мухаммеду или умрите!

Посланцы развернулись и ускакали к реке.

Собравшееся тем же днем вече стало шумным – но не особо горячим.

Новгород стоял на Волге – Казань тоже. Между русским и ордынским городом сложились крепкие торговые связи, новгородцы хорошо знали казанцев, имели среди них множество друзей и родственников, Улу-Мухаммед был им известен, наслышались о его разумности, его покровительстве христианской вере – и слову сего государя доверяли.

И знали Василия Васильевича, несколько раз беспричинно ходившего воевать Галич, отвечавшего черной неблагодарностью на доброту князя Юрия Дмитриевича и по непостижимой дурной прихоти сажавшего в поруб князя Дмитрия Шемяку.

Теперь вот еще и юный Дмитрий Юрьевич скончался при очень странных обстоятельствах…

В общем – умирать за право платить подати московскому государю желающих почему-то не нашлось.

Если казанский хан обещает заботу и справедливость, если не случится грабежей и насилия, зачем самим искать разорение на собственные дома и семьи? Проливать кровь, терять детей под каменными ядрами осадных тюфяков…

Чего ради?

Шести суток не понадобилось. Уже на второй день Нижний Новгород открыл перед ордынским ханом ворота, а на третий – город единодушно присягнул Улу-Мухаммеду на верность.

* * *

Из Новгорода Улу-Мухаммед начал раздвигать свои границы в сторону Суздаля, Владимира, Мурома и Рязани, и только слишком рано наступившая весна, принесшая вместе с собою распутицу, вынудила татарские тысячи отступить к широко разлившейся Волге.

Впрочем, планы казанского хана от сей заминки не изменились, и он продолжил деловито прибирать русские земли. В сорок третьем году ордынский государь принял присягу от жителей Рязани, а в сорок четвертом – от Мурома.