Месть князя

Следователь не успел еще рухнуть на землю, как Михаил, почувствовав опасность со спины, развернулся скорее головой и руками – туловище не успевало среагировать на молниеносную команду. Из подворотни выскочил оперативник, опережавший объект слежки на квартал. Он должен был перехватить наблюдение у своих коллег. В руке он держал уже обнаженный револьвер – выучка у оперов-«волкодавов» была отменная. Выстрелы слились в единое целое. Михаил в мгновение успел заметить темно-багровую точку, расцвевшую на лбу врага, как в его голове вспыхнул яростный карлик сверхновой звезды, что, взорвавшись, заполнил болезненно-ярким белым светом его сознание. И он тут же погрузился во тьму.

Глава 15

Болезненно жаркие лучи солнца, нагревшие щеку, и занудливое жужжание мухи вырвали его сознание из гулкой пустоты. Мучила жажда, и очень хотелось есть. Он открыл глаза. Мутно-белая туманная пелена, застилавшая его взор, медленно рассеивалась. Уткнувшись глазами в трюмо возле задней, с никелированными шарами, спинки широкой пружинной постели, он осознал всю безвкусицу обстановки большой, но заставленной мебелью комнаты, претендующей в сознании обывателя на роскошное убранство.

Ковры на полу и стенах, тяжелые пыльные портьеры на окнах, бархатная вышитая скатерть с золотистой бахромой на овальном ореховом столе посреди комнаты. Флакончики духов и выстроенные в ряд слоники на ажурной салфетке, покрывающей полированное трюмо, тяжеловесные горки хрусталя, громоздящиеся в витрине резного буфета, витые венские стулья с потускневшей от времени обивкой и совершенно не соответствующие всей остальной громоздкой мебели – все говорило о купеческой претенциозности обитателей этого помещения.

Спустив ноги с кровати, человек, казавшийся сам себе стариком, с трудом поставил их на пол, разогнул дрожащие колени. В голове все закружилось в бешеном смерче. Сделав шаг в сторону, по направлению к отсвечивающему зеркальным серебром трюмо, он упал бы, если бы не оперся о металлический набалдашник спинки кровати. Чуть согнув колени, чтобы поместиться в низком для его роста зеркале, он внимательно всматривался в свое отражение.

На него глядело иссиня-бледное, изможденное лицо молодого человека, покрытое жесткой черной бородой. В черных как смоль, слегка вьющихся длинных волосах серебрился узкий клочок седых волос. Человек коснулся рукой седины и почувствовал под ней толстый зарубцевавшийся шрам. Огромные, неестественно темно-синие глаза, глубоко запавшие на исхудалом лице, с тоской смотрели из-под изломанно-нахмуренных бровей.

– Кто ты? – пробуя слова на вкус, тихим шепотом задал он вопрос, обращенный к самому себе, вначале на французском, потом – на немецком, английском, а затем, перейдя на русский, ощутил особую легкость в произношении. – Кто ты? – уже более осознанно задал он вопрос своему отражению, твердо выговаривая русские слова.

Его теперешнее сознание было отделено от прошлого толстой бронированной стеной, сквозь которую не пробивалось ни лучика воспоминаний. Пустота! Кто он? Что он? Как сюда попал? Чья это кровать? «Возможно, моя», – оглядывал он с тревогой окружающую его безвкусную обстановку, явно чуждую ему.

Позади скрипнула дверь. Раздался вздох и женский голос ласково произнес:

– Очнулся, слава тебе господи. Очнулся, соколик…

Человек обернулся и встретился глазами с пышнотелой зрелой женщиной в легком ситцевом сарафане. Ее лицо, с мягким правильным овалом, светилось доброй радостью.

Он попытался сделать шаг ей навстречу, но его похудевшее обнаженное тело, обтянутое жестким, жилистым мышечным корсетом, от непривычной нагрузки, не выдержав, рухнуло бы на пол, если бы женщина не подхватила его, усадив на кровать.

– Лежи, лежи, соколик. Ты очнулся – значит, скоро пойдешь на поправку… Борис, Борис! – крикнула она в раскрытые двери, пытаясь положить его на кровать. – Миша очнулся!

Но он, приложив некоторое усилие, не поддаваясь ее ласковым, загоревшим на солнце рукам, остался сидеть.

Вскоре в комнату вошел широкоплечий и, несмотря на возраст, еще крепкий, кремезный мужчина с грубоватым, но не лишенным сурового обаяния лицом, изборожденным крупными резкими морщинами, характеризующими его как человека, много повидавшего и пережившего на своем веку. Сквозь расстегнутую до пупа рубашку проглядывала мощная грудь, поросшая жестким седым волосом.

– А-а-а… Племяш очнулся, – радостно пророкотал он сочным баритоном.

– Кто вы? Кто я? Где я? – опять задал вопросы молодой человек, уже сообразивший, что зовут его Михаил; но это знание не объясняло для него обстановку.

– Кто я? – удивился седовласый мужчина. – Кто ты? – Он недоумевающе покачал головой. – Ну ты, Миша, даешь!.. Неужели ничего не помнишь?

Его мохнатые, густо усеянные сединой брови задумчиво сошлись к переносице. Он, уловив утверждающий кивок Михаила, решил поставить точку на этом этапе. Нужно было подумать, хорошо подумать.