Месть зэка

— Понятно. Держись, бродяга, — произнес Хмель и отошел в глубь камеры.

После того как дежурный закрыл камеру жуликов, он сопроводил Виктора в барак. Там Виктор снял казенный комбинезон и переоделся в свой щеголеватый по зэковским меркам черный костюм. Затем они прошли через локальные зоны в кабинет Томилина.

Дежурный ввел Виктора в кабинет и сразу вышел.

Томилин сидел за письменным столом и что-то рисовал на листке газеты.

— Осужденный, почему вы не докладываетесь, как положено. — сурово спросил он Виктора.

— Осужденный Светлов, статья девяносто вторая, часть вторая, срок семь лет, по вашему приказанию прибыл.

— Ну, что ж, садясь, пиши заявление прокурору.

— О чем писать-то? — недоуменно спросил Виктор.

— На тебя же напали ночью. Вот и пиши: что и как, — в голосе хозяина определенно звучала насмешка.

«Ловко придумано, — подумал Виктор. — Начнется следствие, заведут новое уголовное дело и меня заберут из зоны в тюрьму. И кончен бал. Пока выяснят, кто прав, кто виноват, уже на эту зону меня не пошлют».

— На вас, что ли, писать? — спросил он дерзко.

Томилин побагровел от неслыханной дерзости зэка.

— Что ты сказал?

— Вы сами дали команду меня убрать или ваши подручные самовольно распорядились?

Полковник набрал номер какого-то телефона, что-то буркнул. Через пару минут напряженного молчания вошли Медведь и начальник отряда.

Полковник пригласил их присесть и начал:

— Осужденный Светлов заявляет, что мы организовали на него покушение, будто мы открыто не можем стереть его в порошок.

«Вот он, решительный момент», — подумал Виктор.

— Да, заявляю. — Голос его прозвучал решительно и веско. — И заявление я напишу не вашему следователю, а самому прокурору Москвы. Человек он новый, и чтобы себя проявить, мое заявление ему ой как подойдет.

— Ты идиот! — крикнул Медведь. — Столичного прокурора заинтересует царапина на шее подлого зэка?

— Нет. — Виктор подошел ближе к столу полковника и смело глянул в его чуть выпученные глаза. — Коррупция в колонии. Левый товар. Левые рубли. Кстати, мочить меня было бесполезно. Все материалы, не копии, подлинники переданы на волю. И если со мной что-нибудь случиться…

— Все встает на место. Картина сама рисуется, — шепнул на ухо оперу начальник отряда.

— Остались последние мазки, — также тихо ответил Медведь.

— И чего ты хочешь от нас? — Как ни удивительно, глаза Томилина смотрели на Виктора без злобы, пожалуй, даже с сочувствием. — Или ты правдолюбец, ни на что не претендуешь?

— Я хочу всего ничего, — выдавил из себя Виктор. — Тихо, мирно уйти на «химию» на ближайшей комиссии и забыть о вас навсегда. Иначе вы все во главе с директором вашей фабрики займете места на соседних шконках.

Томилин улыбнулся, с интересом глядя на Виктора.

— Значит, ультиматум нам ставишь, решительный. Взял ты нас за горло, придется сдаваться.

— Но если дружба, то до конца, — добавил опер, нежно улыбаясь. — Через кого передал документы?

— Я вам говорил, что друзей сдавать не приучен. — Голос Виктора был по-прежнему ровен и спокоен.

— Вот ты в нас все врагов видишь, — сказал полковник почти по-отечески, — а мы для тебя подготовили сюрприз. С завтрашнего дня ты расконвоирован. Будешь жить без охраны, как вольный человек.

Иди в барак, собирай вещи, пока сторожем на железнодорожном складе поработаешь. А подойдет комиссия, постараемся помочь. Иди, иди, собирайся.

Виктор, ошеломленный, вышел на плац. Через все неверие его, что от ментов можно ждать что-то хорошее, пробивалась ликующая радость победителя, «Неужели я их испугал», — думал он и не находил ответа.

Возможно, в последний раз прошел он в промзону колонии. Ему хотелось побыть одному. Он зашел на биржу — цех, где разделывались деревья. Кругом были штабеля леса, досок, хаотически разбросанные стволы деревьев. Виктор сел у штабеля на обрубок дерева и задумался. Расстегнул куртку, опустил голову. Все, что с ним произошло, походило на хорошо разыгранный спектакль, но зачем и кому понадобилось его разыгрывать? Неужели он так опасен для них. А Ольга, она же полностью находится в их власти. Что они могут с ней сделать? И только он подумал о ней, как она словно материализовалась по его желанию, бледная, в какой-то мучительной растерянности.

Виктор поднялся, хотел броситься к ней, но удержал себя.

— Ты прячешься от меня! — поразилась Ольга.

Виктор невольно понизил голос:

— Молчи!

— Не буду. Не хочу я прятаться ото всех, — Ольга тряхнула копной волос и капризно топнула.

— Прошу тебя, чуть подожди.

— Я думала: мы поговорим, наконец. Ты мне расскажешь о себе.

— Подожди. Не сейчас, — тревожно пытался удержать Ольгу, а еще больше самого себя Виктор.

— Ты не хочешь меня слушать, — резко сказала Ольга и повернулась, собираясь уходить.

— Если бы ты могла понять, какое счастье посреди мрака видеть тебя, посреди хриплой брани слышать твой голос…

— Так слушай, — улыбнулась Ольга, обрадованная словами Виктора.

— Не сейчас, — как можно мягче проговорил Виктор.

— Тогда отправляйся к твоим дружкам. И больше никогда ко мне не подходи, — вновь взорвалась Ольга.

Виктор поймал ее за руки, притянул к себе.