Месть зэка

Второй момент, который заставляет насторожиться, — это пачка накладных с подписью начальника УР/5 полковника Томилина на сумму, не поддающуюся никакому описанию. Как попали накладные из колонии в квартиру начальника строительного главка, пока неизвестно. Сейчас проверили отпечатки пальцев на всех накладных, так будто кошка языком слизала — все чисто.

— Где накладные? — спросил Николай Николаевич.

Боев вытащил из кармана аккуратно перевязанную тесемкой пачку бумаг и передал их.

— К делу приобщать? — спросил он невозмутимо.

— Конечно. Неизвестно, куда они выведут — эти бумажки. Оформишь их завтра, а я сегодня посижу с ними ночью, разберусь. Выводы есть какие-нибудь, хоть и предварительные?

— Все следы ведут в колонию. И почерк звериный. И то, что пешком ушли, и накладные. В общем, откуда ветер дует, понятно.

Прокурор задумчиво пожал плечами.

— То, что зарезали семью бывшие зэки, почти очевидно. Но только этого мало. У нас треть страны — бывшие зэки, — вздохнул Николай Николаевич. — Давай по технике.

— Трупы обнаружили рано, еще восьми не было, — нудно заговорил Боев. — Приехала сестра погибшей, у нее свой ключ. Позвонила она, как оправилась от шока, не позднее пятнадцати минут девятого. Мы взяли слепки протекторов всех машин, которые стояли ночью у дома. Может быть, наткнемся на что-нибудь интересное.

— Покажи мне их, — проговорил прокурор, поднимаясь.

— А стоит ли? — мотанул головой Боев. — Зрелище неаппетитное.

— Ты делай, что говорю. Да выстави посторонних. Вы кто такой? — обратился Николай Николаевич к вошедшему в квартиру и с любопытством озиравшемуся человеку в синем костюме и белой свежей рубашке. Тот обошел его взглядом и, ни слова не говоря, хотел пройти в гостиную, где отработанные по всем правилам криминалистики ждали прозекторской два трупа.

Тут же Боев, увидев по взгляду шефа, что тот зол до последней степени, преградил незнакомцу дорогу.

— Кто вас сюда пустил? — спросил он неласково. — Да и вообще, что вам здесь надо? Предъявите документы.

Незнакомец засмеялся и почему-то указал рукой назад за свое плечо, будто документы его, так же, как и право на посещение ограбленной квартиры, находилось где-то на уровне дверного косяка. Боев пошел было на него грудью, а прокурор, зайдя с другого бока, собрался было силой прекратить «продвижение неизвестного лица к месту совершения преступления», но точно в той самой точке, на которую лицо указывало рукой, возникла голова еще одного столь же прилизанного штатского, только еще более выхоленного на вид.

— Спокойнее, товарищи, спокойнее, — закивал второй человек, скоренько проходя вплотную к Боеву я протягивая ему красную книжечку, которую Боев сначала как-то даже оттолкнул, а потом вернул назад, изобразив на лице нечто подобное подобострастию.

— Не горюйте, Николай Николаевич, — сказал человек в синем костюме с самой очаровательной улыбкой на губах. — Я понимаю, первое дело в новой должности, и какое дело: двойное убийство. Вы можете не поверить, но когда вас ставили на город, в первым рекомендовал вас. Ермаков — прошу любить и жаловать.

«Ермаков, Ермаков», — стал быстро соображать прокурор.

— Второй секретарь, — шепнул ему в ухо Боев и сразу отшатнулся.

«Из горкома, значит», — вспомнил Николам Николаевич. И, узнав про высокий чин своего гостя, сразу насторожился.

— Вас что-то интересует в этом деле? — спросил он вежливо. — Пока мне еще нечего сказать.

— Мы можем уединиться, так чтобы ваши сотрудники нам не мешали? — также вкрадчиво проговорил человек и при этом достаточно настойчиво провел прокурора на кухню.

— Искали усердно, — отметил Ермаков, присаживаясь на подоконник и приглашая прокурора занять табуретку напротив него.

Николай Николаевич промолчал. Цепким взглядом профессионала он отметил то, что Ермакову было не ухватить: искали хоть и усердно, но неумело. Есть десяток характерных мест на кухне, куда торгаши прячут деньги, так половина из них не была задействована. Явно работали любители, но духовитые, которым уже нечего терять.

— Я заезжал к вам, в прокуратуру, — признался Ермаков, поправляя узел галстука и без того прекрасно сидящего у него на шее. — Мы разминулись на пять минут. Но я не жалею. Иногда полезно оказаться в атмосфере чужой деятельности, чтобы составить мнение.

Я хотел поговорить о жертве. О Дмитрии Дмитриевиче.

— Вы его знали? — безразлично спросил прокурор, ничем не выдав важности задаваемого вопроса.

— Нет, — без колебаний ответил Ермаков. — Лично я его не знал. Но это был человек нашего круга. За три дня до смерти его назначили начальником строительного главка. Но и раньше много лет он был в номенклатуре горкома. Когда убивают в собственной квартире человека уровня Дмитрия Дмитриевича, это уже не уголовная трагедия. Это — политическое дело! И я попрошу вас именно так отнестись к происшедшему. Возможно, с ним свели счеты наши политически враги. Вы знаете, какая острая борьба сейчас идет на всех уровнях.

— Не похоже, — покачал головой прокурор. — Политическая борьба не ведется ударами ножа. Почерк бандитский.