Торс Аполлона. Лоб Сократа.
Жаль только вот душа Иуды.
Ты был, Поэт, судьей и адвокатом,
Ты жить учил. Ты отпускал грехи.
Прошу тебя: на миг стань Геростратом—
Сожги свои нетленные стихи!
Никто твоих творений не поет.
Но выступишь — и глохнет медь оркестра.
И хоть известно всем, что в музыке семь нот,
Я шлю тебе еще одну — протеста!
Талантлив был, хваля свои победы.
Считал себя избранником судьбы.
Нередко восклицал: «Я — Грибоедов!»
И в самом деле — часто ел грибы!
Вхожу. И у выхода робко стою.
— Кто будет последний из вас? — говорю.
И мне отвечает писательский рой:
— Мы первые все! А ты будешь второй!
Умом ты быстр, акселерат.
И смел, как гладиатор.
Я за тобой угнаться б рад,
Да сел акселератор.
О сколько выставка творений собрала,
Написанных свежо, свободно, лихо!
Но самою прекрасною была
Картинка под простым названьем «ВЫХОД».
Из-за тебя постылы ночи.
Из-за тебя унылы дни.
Ну, что уставилась мне в очи?
Оставь меня. Устань. Усни.
Он был породист, пародист,
По роду службы — маг, артист.
Врагов имел две тыщи дюжин,
Но сердцем был пред богом чист.
Не плачьте громко —
он все слышит.
Цветы качаются —
он дышит.
Пройдет мгновение —
и он
На смерть пародию напишет.
Не стал певцом. Не стал поэтом.
Так кем же стал он, наконец?!
Во всех жюри и худсоветах
Он царь, и бог, и Главный Жрец.
Стерпеть кантату вашу было нелегко.
Но все ж к концу ее осталось четверть зала —
Администрация за вредность выдавала
Всем досидевшим до финала молоко!
Как слепца через дорогу,
Переводишь ты поэта.
Переводишь боль, тревогу
Ближе к сердцу, ближе к свету.
А в счастливую минуту
Вдруг прозреет тот слепец,
Он увидит твои путы
И терновый твой венец.
ЛИЦА
Булат ОКУДЖАВА
Булат Окуджава…
Глядит имярек
С воздушного шара
На пушкинский век.
А там — юной девы
Мальчишеский стан.
— Лавиния, где вы?
Я ждать вас устал!..
Осушена чара.
Исхожен Арбат.
Перо и гитара.
Да горестный взгляд.
— Что взгляд этот значит?
Белы вы как мел.
— …Девочка плачет.
Шарик улетел…
Ян ФРЕНКЕЛЬ
Мне кажется порою, что Ян Френкель
(Огромности и скромности пример) —
Идущий через горы, через реки
За Музыкой волшебной Гулливер.
Идет по миру, статный и усатый,
И смотрит в ожиданье нужных слов
На небо, что воспел Расул Гамзатов,
На поле, где гуляла Инна Гофф.
Потом рояль достанет из котомки,
Вздохнет устало, сядет на пенек,
И огласит окрестность голос томный,
Дрожащий, словно тонкий колосок.
И вепрь, и лань, и мишка из берлоги
Придут к нему в те светлые часы,
И каждому захочется потрогать
Его невероятные усы.
Александр КАЛЯГИН
Калягин.
Он может сыграть что угодно.
Актер у Театра в чести.
Герой.
Резонер.
Плут.
И муж благородный.
Вдова.
Инженю.
Травести.
Трагичен.
Комичен.
Лиричен.
Пластичен
И полифоничен всегда.
Он так необычен.
И нам симпатичен.
Мгновенья,
Недели,
Года.
В полете.
В почете.
В заботе.
В работе.
Отелло.
Фальстаф.
Чайльд Гарольд.
Прощайте
И здравствуйте!
Вы — наша тетя.
Давайте дружить,
Леопольд!!!
Чингиз АЙТМАТОВ
О, как читаем он!
Как почитаем!
Мир книг его необозрим,
Неповторим.
Айтматов входит в дом.
И мы мечтаем,
Чтоб дольше века длился день
свиданья с ним.
Вячеслав ТИХОНОВ
Мелькают кадры… части… ленты…
ЧП… Любимый класс… Ростова…
Агенты… Явки… Резиденты…
Бородино… Берлин… Пеньково…
Кино — искусство миллионов.
Их глас звучит как голос свыше:
— Когда же Юлиан Семенов
Второго Штирлица напишет?!
Юрий ТЕМИРКАНОВ
Вулкан
Страстей.
«Капакабана».
Влюбленный
Юноша.
Гигант.
У пульта
Юрий
Темирканов.
Полуинфант,
Полуатлант.
Тайфун,
Самум.
Пожар.
Фиеста
Души,
Ушей,
А также
Глаз.
Он
Дирижирует
Оркестром.
Им
Дирижирует
Кавказ.
Ираклий АНДРОНИКОВ
Лермонтовед и пушкинист,
Артист, историк, публицист,
Нас покорил — не так ли?—
Андроников Ираклий.
Собрав характеры друзей
В филармонический музей,
Нас удивил — не так ли?—
Андроников Ираклий.
Искусствовед, библиофил,
Он тайну «Н. Ф. И.» открыл,
И нас потряс — не так ли?—
Андроников Ираклий.
Читатель мой, бросай дела—
Решай загадку «И. Л. А.».
Андроников Ираклий—
Ответ ее. Не так ли?!
Георгий ТОВСТОНОГОВ
Рассвет. Стою я у порога.
За ним — Театра вечный храм.
А там — Георгий Товстоногов,
Властитель дум, создатель драм.
А там, с ним рядом, недалече,
В сиянье всех прожекторов—
Всепобеждающий Стржельчик,
Все понимающий Лавров,
Алисы Фрейндлих добрый гений,
Басилашвили — гранд-премьер,
Столикий Лебедев Евгений—
Он — и Яга, и Холстомер.
Там ахи, охи и восторги,
Любовный лепет, трепет крыл,
И духи, что святой Георгий
На выход в свет благословил.
Эльдар РЯЗАНОВ
В час, когда замирает квартира
В ожиданье вестей о кино,
Тихий ангел — хранитель эфира
Заплывает к нам в телеокно.
Он склоняет могучие плечи,
Руки-крылья кладет на живот
И прекрасные умные речи
Не спеша говорит, как поет.
Вновь картина сменяет картину,
И с ведущим поют в унисон
Куравлев и Джульетта Мазина,
Ширвиндт, Дуров, Кайат и Брессон.
Дарованьем своим уникален,