Читаем Место под солнцем полностью

Торс Аполлона. Лоб Сократа.


Жаль только вот душа Иуды.




МОЛЬБА

Ты был, Поэт, судьей и адвокатом,


Ты жить учил. Ты отпускал грехи.


Прошу тебя: на миг стань Геростратом—


Сожги свои нетленные стихи!




КОМПОЗИТОРУ-ОРАТОРУ

Никто твоих творений не поет.


Но выступишь — и глохнет медь оркестра.


И хоть известно всем, что в музыке семь нот,


Я шлю тебе еще одну — протеста!




ИЗБРАННИКУ СУДЬБЫ

Талантлив был, хваля свои победы.


Считал себя избранником судьбы.


Нередко восклицал: «Я — Грибоедов!»


И в самом деле — часто ел грибы!




В ЛАВКЕ ПИСАТЕЛЕЙ

Вхожу. И у выхода робко стою.


— Кто будет последний из вас? — говорю.


И мне отвечает писательский рой:


— Мы первые все! А ты будешь второй!




АКСЕЛЕРАТ

Умом ты быстр, акселерат.


И смел, как гладиатор.


Я за тобой угнаться б рад,


Да сел акселератор.




НА ВЫСТАВКЕ

О сколько выставка творений собрала,


Написанных свежо, свободно, лихо!


Но самою прекрасною была


Картинка под простым названьем «ВЫХОД».




БЕССОННИЦЕ

Из-за тебя постылы ночи.


Из-за тебя унылы дни.


Ну, что уставилась мне в очи?


Оставь меня. Устань. Усни.




ЭПИТАФИЯ ПАРОДИСТУ

Он был породист, пародист,


По роду службы — маг, артист.


Врагов имел две тыщи дюжин,


Но сердцем был пред богом чист.


Не плачьте громко —


он все слышит.


Цветы качаются —


он дышит.


Пройдет мгновение —


и он


На смерть пародию напишет.




МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ

Не стал певцом. Не стал поэтом.


Так кем же стал он, наконец?!


Во всех жюри и худсоветах


Он царь, и бог, и Главный Жрец.




АВТОРУ КАНТАТЫ

Стерпеть кантату вашу было нелегко.


Но все ж к концу ее осталось четверть зала —


Администрация за вредность выдавала


Всем досидевшим до финала молоко!




ПЕРЕВОДЧИКУ

Как слепца через дорогу,


Переводишь ты поэта.


Переводишь боль, тревогу


Ближе к сердцу, ближе к свету.



А в счастливую минуту


Вдруг прозреет тот слепец,


Он увидит твои путы


И терновый твой венец.




ЛИЦА







Булат ОКУДЖАВА





Булат Окуджава…


Глядит имярек


С воздушного шара


На пушкинский век.



А там — юной девы


Мальчишеский стан.


— Лавиния, где вы?


Я ждать вас устал!..



Осушена чара.


Исхожен Арбат.


Перо и гитара.


Да горестный взгляд.



— Что взгляд этот значит?


Белы вы как мел.


— …Девочка плачет.


Шарик улетел…



Ян ФРЕНКЕЛЬ





Мне кажется порою, что Ян Френкель


(Огромности и скромности пример) —


Идущий через горы, через реки


За Музыкой волшебной Гулливер.



Идет по миру, статный и усатый,


И смотрит в ожиданье нужных слов


На небо, что воспел Расул Гамзатов,


На поле, где гуляла Инна Гофф.



Потом рояль достанет из котомки,


Вздохнет устало, сядет на пенек,


И огласит окрестность голос томный,


Дрожащий, словно тонкий колосок.



И вепрь, и лань, и мишка из берлоги


Придут к нему в те светлые часы,


И каждому захочется потрогать


Его невероятные усы.



Александр КАЛЯГИН





Калягин.


Он может сыграть что угодно.


Актер у Театра в чести.


Герой.


Резонер.


Плут.


И муж благородный.


Вдова.


Инженю.


Травести.



Трагичен.


Комичен.


Лиричен.


Пластичен


И полифоничен всегда.


Он так необычен.


И нам симпатичен.


Мгновенья,


Недели,


Года.



В полете.


В почете.


В заботе.


В работе.


Отелло.


Фальстаф.


Чайльд Гарольд.


Прощайте


И здравствуйте!


Вы — наша тетя.


Давайте дружить,


Леопольд!!!



Чингиз АЙТМАТОВ





О, как читаем он!


Как почитаем!


Мир книг его необозрим,


Неповторим.



Айтматов входит в дом.


И мы мечтаем,


Чтоб дольше века длился день


свиданья с ним.



Вячеслав ТИХОНОВ






Мелькают кадры… части… ленты…


ЧП… Любимый класс… Ростова…


Агенты… Явки… Резиденты…


Бородино… Берлин… Пеньково…


Кино — искусство миллионов.


Их глас звучит как голос свыше:


— Когда же Юлиан Семенов


Второго Штирлица напишет?!




Юрий ТЕМИРКАНОВ





Вулкан


Страстей.


«Капакабана».


Влюбленный


Юноша.


Гигант.


У пульта


Юрий


Темирканов.


Полуинфант,


Полуатлант.


Тайфун,


Самум.


Пожар.


Фиеста


Души,


Ушей,


А также


Глаз.


Он


Дирижирует


Оркестром.


Им


Дирижирует


Кавказ.



Ираклий АНДРОНИКОВ





Лермонтовед и пушкинист,


Артист, историк, публицист,


Нас покорил — не так ли?—


Андроников Ираклий.



Собрав характеры друзей


В филармонический музей,


Нас удивил — не так ли?—


Андроников Ираклий.



Искусствовед, библиофил,


Он тайну «Н. Ф. И.» открыл,


И нас потряс — не так ли?—


Андроников Ираклий.



Читатель мой, бросай дела—


Решай загадку «И. Л. А.».



Андроников Ираклий—


Ответ ее. Не так ли?!



Георгий ТОВСТОНОГОВ





Рассвет. Стою я у порога.


За ним — Театра вечный храм.


А там — Георгий Товстоногов,


Властитель дум, создатель драм.



А там, с ним рядом, недалече,


В сиянье всех прожекторов—


Всепобеждающий Стржельчик,


Все понимающий Лавров,



Алисы Фрейндлих добрый гений,


Басилашвили — гранд-премьер,


Столикий Лебедев Евгений—


Он — и Яга, и Холстомер.



Там ахи, охи и восторги,


Любовный лепет, трепет крыл,


И духи, что святой Георгий


На выход в свет благословил.



Эльдар РЯЗАНОВ





В час, когда замирает квартира


В ожиданье вестей о кино,


Тихий ангел — хранитель эфира


Заплывает к нам в телеокно.



Он склоняет могучие плечи,


Руки-крылья кладет на живот


И прекрасные умные речи


Не спеша говорит, как поет.



Вновь картина сменяет картину,


И с ведущим поют в унисон


Куравлев и Джульетта Мазина,


Ширвиндт, Дуров, Кайат и Брессон.



Дарованьем своим уникален,


Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика