Сливы, — немало плодов благовонных в разлатых корзинах,
И золотой виноград, на багряных оборванный лозах.
Свежий сотовый мед посередке; над всем же — радушье
Лиц, и к приему гостей не худая, не бедная воля.
Видят, — наполнен кратер, вино подливается кем-то!
Диву дивятся они, устрашились и, руки подъемля,
Стали молитву творить Филемон оробелый с Бавкидой.
Молят простить их за стол, за убогое пира убранство.
Гостеприимным богам принести его в жертву решили.
Розов крылом, он уже притомил отягченных летами, —
Все ускользает от них; наконец случилось, что к самым
Он подбегает богам. Те птицу убить запретили.
Кара, — сказали они, — но даруется, в бедствии этом,
Быть невредимыми вам; свое лишь покиньте жилище.
Следом за нами теперь отправляйтесь. На горные кручи
Вместе идите». Они повинуются, с помощью палок
Были они от вершины горы в расстоянье полета
Пущенной с лука стрелы, назад обернулись и видят:
Все затопила вода, один выдается их домик.
И, меж тем как дивятся они и скорбят о соседях,
Вдруг превращается в храм; на месте подпорок — колонны,
Золотом крыша блестит, земля одевается в мрамор,
Двери резные висят, золоченым становится зданье.
Ласковой речью тогда говорит им потомок Сатурна:383
Молви, чего вы желали б?» — и так, перемолвясь с Бавкидой,
Общее их пожеланье открыл Филемон Всемогущим:
«Вашими быть мы жрецами хотим, при святилищах ваших
Службу нести, и, поскольку ведем мы в согласии годы,
Как сожигают жену, и не быть похороненным ею».
Их пожеланья сбылись: оставались стражами храма
Жизнь остальную свою. Отягченные годами, как-то
Став у святых ступеней, вспоминать они стали событья.
Видит Бавкида: старик Филемон одевается в зелень.
Похолодевшие их увенчались вершинами лица.
Тихо успели они обменяться приветом. «Прощай же,
Муж мой!» — «Прощай, о жена!» — так вместе сказали, и сразу
Два вам покажет ствола, от единого корня возросших.
Это не вздорный рассказ, веденный, не с целью обмана,
От стариков я слыхал, да и сам я висящие видел
Там на деревьях венки; сам свежих принес и промолвил:
Кончил, и тронуты все и событьями и рассказавшим,
Всех же сильнее — Тезей. Вновь хочет он слушать о чудных
Божьих делах, — и, на ложе склонясь, обратился к Тезею
Бог калидонской реки: «О храбрый! Бывают предметы:
Есть же, которым дано обращаться в различные виды, —
Ты, например, о Протей, обитатель обнявшего землю
Моря! То юношей ты, то львом на глаза появлялся,
Вепрем свирепым бывал, змеей, прикоснуться к которой
Камнем порою ты был, порою и деревом был ты.
А иногда, текучей воды подражая обличью,
Был ты рекой; иногда же огнем, для воды ненавистным.
И Автолика жена, Эриси́хтона дочь, обладает
На алтарях никогда в их честь не курил фимиама.
Он топором — говорят — оскорбил Церерину рощу,
Будто железом нанес бесчестье древней дубраве.
Дуб в той роще стоял, с долголетним стволом, преогромный,
В благочестивых венках, свидетельствах просьб не напрасных
Часто дриады под ним хороводы в праздник водили,
Часто, руками сплетясь по порядку, они окружали
Дерева ствол; толщина того дуба в обхват составляла
Низменно так перед ним, как трава перед рощею всею.
Но, несмотря ни на что, Триопей384
топора роковогоНе отвратил от него; приказал рабам, чтоб рубили
Дуб. Но, как медлили те, он топор из рук у них вырвал.
Он бы коснулся земли зеленою все же вершиной!» —
Молвил. И только разить топором он наискось начал,
Дуб содрогнулся, и стон испустило богинино древо.
В то же мгновенье бледнеть и листва, и желуди дуба
А лишь поранили ствол нечестивые руки, как тотчас
Из рассеченной коры заструилася кровь, как струится
Пред алтарями, когда повергается тучная жертва,
Бык, — из шеи крутой поток наливается алый.
Предотвратить, отвести беспощадный топор фессалийца.
Тот поглядел, — «За свое благочестье прими же награду!» —
Молвил и, вместо ствола в человека направив оружье,
Голову снес — и рубить стал снова с удвоенной силой.
«В дереве я здесь живу, Церере любезная нимфа,
Я предрекаю тебе, умирая: получишь возмездье
Ты за деянья свои, за нашу ответишь погибель!»